Искатель. 2013. Выпуск №12
Шрифт:
От вина и жары Сергея снова замутило. Слова Виктора проникали к нему, словно пули, пробивающие тяжелую фанеру, — с трудом, но при этом все равно разили наповал. Каждое слово заставляло его внутренне содрогаться и искать опоры в своем ускользающем мироощущении.
— Виктор, а Земля здесь круглая?
— Извините, не понял вопроса.
— Земля. Планета. Круглая или плоская?
— Она такая, какая нам удобна. Захотим, будет круглой. Хоть кубом будет.
У ступенек крыльца школы их уже поджидала мрачного вида матрона.
— А вот и наш
Сергей вгляделся. Да, тут было что рекомендовать. В юности Флавия Помпеевна наверняка увлекалась тяжелой атлетикой или дзюдо. В ее взгляде отчетливо читалось желание схватить собеседника и победно вздернуть его над головой либо бросить эффектным приемом через бедро. Любой президент был бы рад видеть подобных директоров во главе всех своих школ. Да и не только школ.
Экономным, рубящим движением ладони Флавия Помпеевна указала на входную дверь и столь же экономно, то есть немногословно, отчеканила:
— Прошу!
Сергей вошел в школу. Была перемена. В холле скопилось множество учеников, однако в воздухе висела то ли торжественная, то ли зловещая тишина. Ученики передвигались неспешно и размеренно, будто свое в детстве они уже отбегали. Не было ни возни, ни смеха, ни визгов.
— Вы, случаем, не нашу школу оканчивали, господин Президент?
— Нет… — выдавил из себя осекшимся голосом Сергей.
Флавия Помпеевна вышагивала сбоку от Президента, не отрывая от него сурового взгляда, как бы обещавшего: «Ну, только попадись мне!»
Дверь в конце коридора, куда директриса отконвоировала Сер гея, распахнулась. Мимо них проскочил звонко икающий, зареванный мальчонка лет восьми. Из комнаты, откуда он выбежал, на Сергея смотрели, ухмыляясь, с полдюжины учителей. Или не ухмыляясь, а приветливо и верноподданнически улыбаясь?
Взгляд Сергея случайно упал на табличку на двери. На официально траурном прямоугольнике таблички золотом было выведено: «Мучительская».
— Нет, Виктор, я туда не пойду, — Сергей завертел головой и попятился, осознавая, что принадлежит не себе, а наций, и, значит, пора кончать с развлекательными экскурсиями и возвращаться к государственным делам. — Нет, нет и нет!
Со вчерашнего вечера ландшафт на конторке швейцара кардинально изменился. Она уже не была заставлена обветшалыми фолиантами старинных изданий и внушительными томами родителей русской литературной классики. Вместо них на столе высилось несколько стопок из хлюпких — в основном тонких, в мягких обложках — книжонок, в названиях которых Сергей узнал несколько современных изданий. Над одной из таких книжек, в напряжении навалившись на нее обеими руками, Словно придавливая поверженного врага, возвышалась громада швейцара.
— А… Сергей! Добрый вечер! — Швейцар был столь поглощен разворачивающимся перед ним на страницах романа действием, что заметил Президента лишь спустя пару минут после его появления. — Скажите, а правда,
— С чего вы взяли?
— Да вот, тут один автор весьма толково разоблачает…
Швейцар закрыл книгу, чтобы Сергей мог прочитать на обложке фамилию автора и название: Тюленин, «Генерация Пи».
— Да ну! Бросьте вы эту ерунду, — Сергей махнул рукой, показывая, как следует расправляться с распространяющими дезинформацию изданиями. — У этого товарища что ни книжка, так «откровение» о тайном устройстве мира и истинном его предназначении.
— А что же читатели? Не понимают?
— А что читатели? Им позапутанней о них самих соври, они это и съедят с превеликим удовольствием, и причмокивая, и добавки попросят. Вообще-то это немало утомляет, когда в каждой книге у него новое откровение — а что делать со старым? — и новая система мироздания, а мы для него — оральные едоки его анальных продуктов. Пардон, но я лишь пользуюсь его собственной терминологией. В действительности же все гораздо проще, чем видится нам, и гораздо сложнее, чем представляется ему.
— Извините великодушно, но это как? Не совсем вас понимаю.
— Па-ра-докс! — выдохнул Сергей не без торжествующего самолюбования. — Но ведь я вас заинтриговал, а?
— Заинтриговали.
— Вот видите, заинтриговать-то несложно. А вот разъяснить… Тюленин дает оценку происходящему, пусть и оригинальную, но не дает ответов. Что, впрочем, не его одного беда, а системная. Внятно разъяснить свою идею авторам развлекательного жанра не дано.
— Так он автор развлекательного жанра?
— Конечно.
Швейцар закусил губу и задумался.
— Он не дурак, — наконец сказал он и, взвесив еще несколько только ему известных аргументов, добавил: — Он умный.
— Стоп. Стоп. Он не дурак или он умный? Это вещи разные.
— В самом деле? — Швейцар пометил что-то у себя в записной книжке. — Но, по-моему, главная мысль у него отнюдь не развлекательная.
— Да? Что за мысль?
— Он хочет сказать, что людям предлагается в качестве пищи для ума всевозможная чушь, и люди ее с удовольствием потребляют. Это тоже неправда?
— Это как раз правда. Это понимают все-все-все, но при этом все-все-все с удовольствием эту ерунду и потребляют.
— И причмокивают?
От непроизвольного смеха у Сергея из углов глаз вырвались две струйки слез:
— Молодец! Усвоили… Вот если бы только Тюленин не занимался тем же… я бы ему памятник поставил. Ей же ей, поставил! Однако он «разводит» читателя точно так же, как его персонажи «разводят» друг друга. Он создает у нас иллюзию, что нам непременно следует узнать, что ему есть сказать. А чтобы это узнать, его надо прочесть. Не говоря уже о том, чтобы купить. С другой стороны, что я его хаю? В конце концов, он — победитель литературного конкурса «Золотая запятая», а в рамках национальной премии «Платиновая закорючка» так и вовсе трижды признавался закорючкой года отечественной литературы.