Искатель. 2013. Выпуск №7
Шрифт:
Он не помнил, сколько прошло времени. Очнулся, когда за окнами было темно, а в прихожей надрывался телефон. Егор запустил в него стаканом — не попал, конечно. Глазомер не тот, рука не та… Обреченно вздохнул, подошел, придерживаясь за стенку, лаконично выдохнул в трубку:
— Ну?
— Егор… — кажется, на том конце человек еле сдерживал рыдания. — Это Мария. Егорушка, ты мне нужен…
— Маша, — наконец сообразил он. — Что случилось? Где ты сейчас?
— В особняке. В спальне. Егор… Юлий мертв. Приезжай,
И трубку повесили.
Егор добрался до места в рекордно короткий срок — благодаря попутному грузовику, шофер которого, видимо, начинал карьеру пилотом «Формулы-1». Он с одинаковой лихостью обставлял на шоссе все транспортные средства — от груженых фур с прицепами до хищно вытянутых импортных лимузинов.
Минут пять Егор терзал кнопку звонка. Наконец правая створка ворот открылась, и на пороге показался охранник Савелий Ерофеич — в традиционном камуфляже и с кобурой на животе. Лицо у стража было спокойным: то ли он еще не знал о кончине хозяина, то ли Машенькин звонок Егору просто почудился.
— Где Мария? — быстро спросил Егор вместо приветствия.
— В доме, — растерялся страж. — Днем приехала… Эй, а тебе чего надо, парень?
Егор оттолкнул охранника и вбежал на территорию. Тишь, гладь и божья благодать, как давеча выразился друг детства. Егор подскочил к двери дома, дернул на себя (не заперто), влетел в холл и крикнул: «Маша!»
Тишина. Вязкая, плотная, нехорошая — в такой тишине вполне можно нарваться на все, что\угодно, в том числе и на пулю из-за угла… Он миновал гостиную, свернул в коридор (ага, вот кабинет, вот спальня…), постучал и снова крикнул:
— Маша, ты здесь? Это я, Егор!
В спальне что-то шевельнулось. Послышался всхлип, и, кажется, звякнуло стекло. Егор приложил ухо к двери, и в этот момент в затылок вжалось нечто твердое и угрожающе прохладное.
— Не двигаться, — услышал он за спиной. — Руки вверх, лицом к стене… Шевельнешься — башку разнесу. Как ты вошел?
— Через дверь, — объяснил Егор, поспешно выполняя приказание. — Дамир, там Маша… С ней что-то случилось.
Тяжелые ботинки протопали по коридору, заполошно подбежал Ерофеич и сердито проговорил, борясь с одышкой:
— Говорю ему «Стой!», а он прет, как лось. Я бы тебе, парень, пальнул в спину, и ничего бы мне не было, кроме благодарности…
— Присмотри за ним, — не раздвигая губ, сказал Дамир, а сам постучал в дверь спальни. — Мария Владимировна, откройте. Или хотя бы отзовитесь. Если не можете говорить, сбросьте что-нибудь на пол.
Снова тишина. Целая вечность прошла в полной тишине, прежде чем дверь тихонько скрипнула. На пороге возникла Машенька — бледная до обморока, с ладонями, почему-то испачканными в крови. Азиат отстранил ее плечом и изящным танцующим движением скользнул в комнату.
— Что у тебя с руками? — тихо спросил Егор. — Откуда кровь?
— Я поранилась, — так же тихо сказала Маша. — Бокал разбился, я собирала осколки.
— Какой
— С вином. Юлий разбил бокал… Егорушка, ты ведь не уйдешь?
— Глупенькая, куда я уйду? Постой здесь, ладно?
Ерофеич вякнул что-то предостерегающее — Егор, не обратив внимания, прошел в спальню вслед за Дамиром и остановился на пороге.
Первое, что бросилось ему в глаза, — сырые потеки на светло-зеленых стенах: понятно теперь, о какой аварии шла речь. Сырые (впрочем, уже подсыхающие) потеки на старинном гобелене, как раз на том месте, где маленькие охотники в пробковых шлемах целились из ружей в тигра. Будто сама природа, разгневавшись на людей, задумала стереть их — если не с лица земли, то хотя бы с поверхности картины…
Гобелен столь уверенно доминировал в обстановке, что Егор вспомнил о Юлие только спустя несколько секунд. И перевел взгляд ниже, на белую с позолотой кровать. Компьютерный магнат лежал поверх покрывала, вытянувшись в струнку, запрокинув вверх посеревшее лицо и вцепившись скрюченными пальцами в ворот рубашки — словно ему не хватало воздуха. Дамир склонился над ним, позвал: «Хозяин! Вы слышите меня?» Подержал за кисть, тщетно пытаясь нащупать пульс, выпрямился и сухо произнес:
— Он умер.
— От чего? — задал Егор глупый вопрос.
Дамир пожал плечами:
— Не знаю. Похоже на сердечный приступ.
— Чертовщина какая-то, — пробормотал Ерофеич, появляясь на пороге. — Он лежит точно так же…
— Что? — не понял Егор.
Ерофеич молча указал на противоположную стену. На стене висела картина. Точнее, гравюра из Юлиевой «сокровищницы» — стало быть, он перенес ее в спальню, как и планировал. Великое должно настраивать на возвышенный лад — а что может быть возвышеннее, чем смерть…
Последние часы Наполеона на острове Святой Елены, работа кисти Луи Маршана, вспомнил Егор. Может быть, даже последние минуты: император на широкой кровати под балдахином, вокруг — офицеры в парадных мундирах с эполетами, дамы в длинных платьях, двое детишек в панталончиках, какой-то сгорбленный человек в рабочей одежде (толи садовник, то ли слуга)… Скорбь и растерянность на лицах, перешептывание и тяжелый вздох: император скончался…
— Он лежит точно так же, — сдавленно повторил Ерофеич.
Егор и сам увидел: да, сознательно или бессознательно покойный Юлий Милушевич, Цезарь уездного масштаба, повторил посмертную позу французского императора — вытянувшись на постели и скорбно уставившись в потолок. И даже гобелен над кроватью был тот же самый (либо точная его копия) — полосатый тигр, притаившийся в зарослях, и охотники с несерьезными ружьями.
А потом — странное дело — гравюра вдруг раздвинула свои рамки и ожила. Пахнуло сыростью (ну да, Наполеон ведь умер в грозу), люди задвигались, зашелестели платья, кто-то приглушенно зарыдал, а человек в рабочей одежде, стоявший возле изголовья кровати, поднял голову и пристально посмотрел на Егора, словно узнал…