Искатель. 2014. Выпуск №9
Шрифт:
— Все твои желания исполнятся, все твои надежды сбудутся, все будет хорошо, — проговорил Иван.
— Я знала! — воскликнула девушка, просияв, быстро обошла Ивана, коснувшись его ног краем синей юбки, и пошла по тропе к дому.
Этого еще не хватало! Иван мысленно выругался. Предстать в роли огненного Бога, пусть даже в глазах больной девушки… Больного такого Бога.
Вскоре он убедился, что существо в синей юбке было не единственной больной девушкой на этой реке.
Правда, сначала она написала стихи, затем — напилась. Раз вечером,
Творчеством Ивана были два леща и одна небольшая щука. Крупное, бордовое солнце село в розовую дымку. Иван с трудом разобрал строки, которые показала ему поэтесса.
Созревший колос должен так сгореть, чтоб дом его наполнил сладкий дым, чтоб сам он тоже обратился в дым и с дымом свой навек покинул дом…— Похоже на какую-то инструкцию, — мрачно пошутил Иван.
— Инструкцию? — встрепенулась Делла.
— Ага. Руководство по применению созревшего колоса. Я не силен в поэзии, но…
— Договаривай, — буркнула Делла, понимая, что сейчас ее будут критиковать.
Иван договорил:
— Не могу понять, какой у «колоса» может быть «дом»?
Делла нахмурилась, опустила голову, разглядывая свои строки в красной тетрадке, а Иван с тихой радостью разглядывал ее всклоченную макушку.
— И правда… — протянула поэтесса. — Может быть, вместо «колоса» другое какое слово?
Она беспомощно глянула на Ивана, словно вопрошая совета.
— Поэт у нас ты, а не я, — отрезал он. — Другое дело, что я вообще не понимаю, о чем эти стихи.
Позже, когда он вновь закинул удочки и сидел, свесив ноги с транца и поглядывая на неподвижные, как сваи, поплавки, слышал, как Делла бормочет за спиной: «созревший пахарь… созревший старец…» и даже «созревший ужас».
— Далось тебе это слово, — не оборачиваясь, пробурчал он.
— Какое слово? '
— «Созревший». Откажись от него, и дело легче пойдет.
— Так надо, — сказала поэтесса и продолжила свое колдовское бурчание над тетрадью, уже непонятно как разбирая в сумерках строки.
Значение слова, именно этого слова, Иван понял несколькими днями позже, при обстоятельствах, воспоминание о которых всю дальнейшую жизнь бросало его в дрожь.
Очередные угреши в селе Козловка под Казанью угостили их слишком крепко, да еще в дорогу дали своего домашнего вина. Иван и представить не мог, что Делла на такое способна.
— Угреши, угреши… — бормотала она, размахивая бутылкой, пока он вел совсем не умеющую идти девушку по городскому причалу.
— Никакая я не угреша, — заявила Делла, облокотившись о перила и тщетно пытаясь поймать ртом горлышко.
— Вот как? Кто же ты на самом деле и зачем вмешалась в нашу жизнь?
— Жизнь — кого?
— Угрешей.
Делла рассмеялась, долго, заливисто. Ей
— И ты не угреш, — сказала она, промакивая платочком слезы.
— Разве?
— Разве, разве! — передразнила Делла. — Потому что никаких угрешей нет.
— Как это — нет? А кто же были все эти люди?
— Все это придумал Дерек. Он воспитывался в Николо-Угрешском монастыре. Отсюда и взял слово. Язык выдумал, сложив символы из многих разных.
— Он путешествовал по Волге, по угрешским семьям…
— Да! — Делла отпила вина и выплеснула остатки за борт. — Да, он путешествовал…
— Ты просто пьяна!
— Очень. И это моя пьяная фантазия. О том, что все угреши — фантазия Дерека. Помнишь автопортрет? Он там с собакой, с водолазом, между прочим. Это и есть Барабан, а сам Дерек воображал себя Амамутей, которого сам и придумал… Послушай, — она уперлась ладошкой Ивану в грудь. — Этот Дерек просто путешествовал вдоль реки. Он останавливался в крестьянских домах. Он рассказывал хозяевам об угрешах и убеждал их всех в том, что он угреш и что они сами — тоже угреши. Писал свои картины. Заставлял всех поклоняться огню. Рассказывал легенды об Амамуте.
— И что? Они в это верили?
— Почему бы им не верить? Почему бы не передавать эти легенды внукам? Так и образовалась наша странная нация, не имеющая никаких корней, без роду и племени…
Делла уже совсем облокотилась на Ивана, тяжело дыша. Он взял ее за талию и повел в каюту. Девушка размахивала руками и продолжала быстро говорить об угрешах, о том, что все это выдумка пьяного Дерека, поскольку сама была вдребезги пьяна.
Уложив ее, Иван вышел в кокпит и закурил трубку. Дым вываливался из ее жерла плотными клубами, медленно плыл над водой, рассеивался, и казалось, что весь речной туман и порожден его капитанской трубкой, которую он хранил в особом ящичке стола и курил крайне редко.
Конечно, так образовались не только угреши, но и все нации на земле. Кто-то кому-то рассказывал легенды и давал имена. Информация переходила из поколенья в поколенье. Правда, для этого недостаточно одного сумасшедшего живописца. Проводников национального сознания должно быть множество…
В течение этого дня были и другие впечатления. Они прошли шлюзы Жигулевской ГЭС, посетили деревню угрешей, опять изрядно выпили, поздно устроились на ночлег, Иван настолько устал от маневрирования между двумя самоходными баржами и несколькими мелкими катерами, дважды оказываясь с ними в одной и той же коробке, туманной от всеобщего выхлопа, что мгновенно уснул.
Проснулся от запаха дыма, поначалу подумал, что Делла закурила в каюте, и уже собирался ей выговорить, когда понял, что дыма тут значительно больше, чем от ее длинной сигариллы. Да и Деллы самой в каюте нет…
Он понял все как-то мгновенно и ясно. Когда сел на койке и, перебирая ногами, переместился, затем прыгнул к двери, уже зная, что дверь заперта снаружи. Вернулся к аварийному люку: Чтобы открыть, надо влезть на стол, но, уже вытягивая руку, вспомнил, как девушка интересовалась, можно ли и люк запереть…