Искатели приключений на…
Шрифт:
– Вот жадность человеческая! Ни себе, ни людям, – резюмировал Сергей.
Поднявшись по ступеням ко входу, Тараканов и Серега спели зикр, после чего сделали несколько задержек после вдоха.
Первые две задержки Вовка сделал с открытыми глазами. На вдохе, поднимая голову, он созерцал узоры на верхней части портала, а на задержке – голубое небо, чуть дрожащее от зноя.
Во время третьей задержки, закрыв глаза, Вовка почувствовал, как прямо перед ним концентрируется Нечто. То, чему нет названия. Тугой, плотный сгусток Силы, древнейшей и могущественной. После выдоха этот сгусток, как выпущенный снаряд, устремился прямиком в межбровье. Тараканов вздрогнул от толчка, и в центре головы,
Тоннель был бархатно-черным, объемным. Вход в него окаймляло радужное кольцо из полупрозрачных, бликующих черточек и штрихов. Подобные трепещущие радужные звездочки можно увидеть, если смотреть на солнце сквозь ресницы, оставив узенькую щелочку между веками. Пространство внутри тоннеля дышало и звало. Удерживая картинку, Вовка сделал новый вдох и задержку, собираясь нырнуть туда, но тоннель растворился. Еще одна задержка – и Вовка сообразил, что упругая, неописуемая субстанция, которой он был еще миг назад, стала превращаться в знакомое плотное тело. В том мире, откуда Тараканов вернулся, он совершенно необъяснимым, загадочным образом лепил и ваял все, что там было, из самого себя! Из своего «тамошнего тела», а точнее – из той субстанции. И она гораздо древнее и реальнее, нежели все, что принадлежит этому миру, Матрице.
Когда Тараканов открыл глаза, то обнаружил, что стоит устойчиво, не шатаясь, без всяких вибраций. Холодные струйки пота стекали по спине, футболка промокла почти насквозь и прилипла к телу. С Серегой на задержках тоже творилось нечто странное. Позже, когда он делился впечатлениями, то буквально не мог подобрать слов. Оба отметили, что после «приземления» все вокруг стало каким-то бледным, искусственным, а тамвсе было живым, реальным.
Света сама не без интереса разглядывала вход в здание медресе, а когда вдруг подошла к друзьям, то искренне подивилась:
– Вот это у вас глаза! Как будто инопланетян увидели.
– Вроде того, – хмыкнул Серега. – Только мы сами инопланетянами были. На родину летали. Теперь на этой планете все кажется прямо неродным.
– Завтра в горы поедем! Вот там посмотрим, как ваши глазки заблестят! – с понимающей улыбкой пообещала Светлана.
Троица уселась в машину, и экскурсия продолжалась. В транспортном потоке было много старых советских автомобилей, среди которых то и дело встречались новенькие белые «Daewoo Nexia». Света объяснила популярность этих иномарок тем, что их собирают в Ташкенте. И хотя по качеству они явно уступают машинам корейской сборки, но зато существенно дешевле остальных иномарок.
В облике Ташкента удивительным образом переплетались гигантомания социализма, роскошь местных ханов и нищета бедных кварталов. Ослепительные восточные дворцы с громадными куполами, монументальные правительственные здания из стекла, фантастическая телебашня, древние мечети… И по соседству с этим великолепием – жалкие лачуги.
Светлана показала гостям древний Ташкент – узенькие улочки, по обеим сторонам которых тянулись бесконечные глухие, без единого окошка, дувалы (глинобитные стены-заборы). От строений веяло застоявшимся духом средневекового феодализма.
Вовка поймал себя на ощущении, будто оказался в кинофильме про басмачей, посреди обнищавшего кишлака. Казалось, что вот за дувалом затаился бородатый бандит, в чалме и с обрезом в руках. Или усатый полицейский в
Во дворах обшарпанных хрущевских пятиэтажек, которые друзья иногда проезжали на своем пути, они часто видели окна квартир с выбитыми стеклами, зияющие пустотой и заброшенностью. Ташкентцы бросали жилье и уезжали в Россию, в надежде на лучшую жизнь. Некоторые улицы были завалены мусором.
Когда Светина «девятка» вырвалась из лабиринта серых дувалов и вновь поехала по широким проспектам, гости вздохнули свободно.
– Ну, ребята, готовьтесь! Сейчас заедем на восточный базар, – предупредила Света, мило улыбаясь. – Только не покупайте все сразу. И торгуйтесь, иначе продавец может обидеться до глубины души. Важны не выторгованные 100 сум [19] , а сам процесс.
– Ух, черешенки сейчас накупим! – мечтательно протянул Тараканов, с детства обожавший эту ягоду.
19
Сумы – узбекские деньги. В то время когда разворачивалось действие романа, один доллар равнялся приблизительно 1000 сум.
– И клубнички с абрикосами! – присоединился Серега.
Ах, знаменитый восточный базар! Множество строк посвящено ему, но никакие слова не способны передать все великолепие, сочность и буйство красок, запахов и звуков, что царит здесь, всю кутерьму, присущую этому месту. Все это надо видеть своими глазами, слышать, говорить, нюхать, пробовать на вкус…
Азиатский базар – это пуп Земли, здесь кипит жизнь, процветает торговля, здесь наслаждаются едой и напитками, совершают сделки, обсуждают новости.
Территория рынка, на который вошли Вовка с Серегой зашли вслед за Светланой, казалась необъятной. Сначала троица оказалась в хозяйственно-промтоварной части базара. Изделия ремесленников здесь были разложены прямо на земле: плетеные циновки и тряпичные коврики, деревянные детские кроватки, всевозможные дастарханы [20] , деревяшки, обточенные на столярном станке. Здесь же можно было найти всякого рода скобяные изделия, мотыги, пиалушки, чайники и прочую посуду, пестрые халаты, всевозможные тюбетейки. Рядом были разложены и облезлые пластмассовые куклы времен семидесятых годов, драные сандалии, настольные лампы довоенного вида, стертые кирзовые сапоги, патефоны, гипсовые бюсты вождей, ветхие книги и несметное количество всякого другого барахла. Черта лысого тут только не было! Впрочем, если поискать, и тот выскочил бы из какой-нибудь занюханной табакерки!
20
Дастархан – столик на низких ножках, непременный атрибут азиатского чревоугодия и чаепития.
Вовку удивило обилие предметов, негодных к употреблению: полусгнившие ведра, треснутые грампластинки, перегоревшие пробки от электросчетчика…
На пути им встретилась лавочка узбекских музыкальных инструментов, где были представлены в основном струнные. Вовка и Серега с интересом разглядывали развешанные на стене местные «балалайки» с несколькими струнами и пузатыми грушеобразными деками, изготовленными из дерева вишнево-золотистого цвета и покрытыми темным лаком. Названия инструментов Тараканов не знал, да и вряд ли смог бы запомнить. Хозяин лавочки, крепкий немолодой узбек в выгоревшей тюбетейке и темном халате, тоже притягивал взор медитативным выражением бронзового лица, на котором были такие морщины, словно их выточили из мореного дерева.