Искатели сокровищ
Шрифт:
— Не надо нам тут сидеть, может быть, они не хотят, чтобы мы это слышали.
Алиса сказала:
— Разве им не все равно? — пошла и тихонько закрыла дверь кабинета. После этого не было уже никакого смысла сидеть на ступеньках, и мы вернулись в детскую.
Ноэль сказал:
— Теперь я все понимаю. Папа решил угостить этого индейца обедом, потому что он пожалел этого бедного больного человека.
Мы все согласились с ним и обрадовались, что теперь все стало ясно, потому что мы никак не могли понять, зачем папе понадобилось устраивать обед для чужого человека, да еще и запрещать нам выходить в столовую.
—
Дора сказала:
— Бедность не позор. Мы все должны уважать честную бедность.
И мы все согласились с ней.
— Жалко, что ему не понравился обед, — продолжала Дора, а Освальд тем временем подкладывал уголь в камин. Он делал это руками, чтобы не шуметь, и он не стал вытирать грязные руки о штаны, как Ноэль или Г. О., а позаимствовал платок Доры, пока та разговаривала. — Зато стол получился очень красивый, да еще с нашими цветами. Я сама накрывала, и Элайза посылала меня одолжить серебряные ложки и вилки у матери Альберта, который живет по соседству.
— Надеюсь, этот бедный индеец и впрямь честный человек, — мрачно заметил Дикки, — а то для бедного больного человека эти серебряные ложки могут оказаться чересчур большим искушением.
Освальд велел ему заткнуться, поскольку этот индеец приходился нам родственником и уже потому был не способен на бесчестный поступок. А Дора сказала — пусть он не волнуется, она сама мыла все ложки и вилки и пересчитала их и все были на месте, и она уже уложила их в кожаный портфель и отнесла назад, маме Альберта, который живет по соседству.
— Брюссельская капуста была мокрая и склизкая, — продолжала она, — картошка серая и даже с черными пятнами, баранина красноватая и слишком мягкая посередке — я видела, когда ее вынимали из духовки. Яблочный пирог был с виду вполне приличный, но яблоки не пропеклись. А то другое, что сгорело — помните запах — это был суп.
— Жалко, — сказал Освальд, — ему, бедняге, наверное, не каждый день достается обед.
— Мы тоже не каждый день вкусно едим, — сказал Г. О. — но уж завтра.
Я подумал о всех тех вкусностях, которые мы накупили на полсоверена — кролик и сладости и миндаль и изюм и фиги и кокосовый орех; и я подумал о надоевшей баранине и о все прочем и тут, пока я еще думал, Алиса сказала:
— Давайте позовем бедного индейца пообедать завтра вместе с нами.
Я бы тоже это предложил, если б она дала мне время додумать.
Мы уговорили малышей лечь в постель, пообещав им, что оставим им записку о том, как все вышло, чтобы они узнали это как только проснуться утром или даже ночью, если они проснутся среди ночи, и потом мы, старшие, занялись этим делом.
Я ждал у задней двери: Дикки должен был подкараулить момент, когда дядя будет выходить из дому и сбросить с лестницы мраморный шарик, чтобы я услышал и выбежал — обежав вокруг дом я как раз перехватил бы дядю на крыльце.
Это похоже на засаду, но будучи разумным и предусмотрительном человеком вы должны понять, что мы не могли попросту спуститься вниз и обратиться к дяде прямо в холле на глазах у отца: — Папа очень скверно накормил вас сегодня, но если вы согласитесь пообедать с нами, мы покажем вам, что такое королевский обед». Право же, это было бы не слишком-то
Итак, папа проводил индейца до двери, выпустил его, закрыл за ним дверь и вернулся в кабинет — вид у него, как говорит Дора, был очень печальный.
Бедный индеец спустился по ступенькам и наткнулся на меня — я поджидал его у калитки. Я вовсе не презирал его за то, что он беден, и я сказал ему «Добрый вечер, дядя» точно так же, как сказал бы если б он собирался воссесть в позолоченной колеснице Богатства, вместо того чтобы месить грязь добираясь пешком до станции (или у него все-таки были при себе деньги на трамвай?)
— Добрый вечер, дядя, — повторил я. Он замер на месте и уставился на меня. Похоже, он не привык, чтобы мальчики так вежливо разговаривали с ним — ведь многие мальчишки бывают так грубы, особенно с престарелыми бедняками.
Я повторил «Добрый вечер, дядя» в третий раз, и он ответил:
— По-моему, вам давно пора быть в постели, молодой человек!
Я понял, что с ним надо разговаривать по простому, как мужчина с мужчиной, и я сказал:
— Вы обедали с нашим папой, и мы нечаяно слышали, как вы сказали, что обед был отвратительный. Мы подумали, что раз вы индеец, вы, наверное, очень бедны, — я не хотел признаваться, что эту позорную тайну мы слышали из его собственных уст — и мы подумали, что вам вряд ли удается каждый день хорошо пообедать. И мы все очень огорчились, что вы такой бедный — так вот, может быть, вы придете завтра и пообедаете вместе с нами, то есть, с нами, детьми? У нас будет очень хороший обед: кролик и печенье и кокосовый орех, и вы не должны обижаться, что мы знаем, что вы бедный, потому что мы понимаем, что честная бедность вовсе не позор и… — я бы мог еще говорить и говорить, но он перебил меня и сказал:
— Клянусь честью! Как вас зовут-то, а?!
— Освальд Бэстейбл, — сказал я (а вы, небось, до сих пор и не догадывались, что эту историю рассказываю я, Освальд).
— Освальд Бэстейбл? Клянусь душой! — пробормотал бедный индеец. — Да, я с радостью пообедаю с вами, мистер Освальд Бэстейбл — с огромнейшим удовольствием. Чрезвычайное любезное, я бы даже сказал — сердечное приглашение, хм. Спокойной ночи, сэр. Я полагаю, вы обедаете в час дня?
— Да, — подтвердил я, — спокойной ночи, сэр.
Я вернулся домой и все рассказал остальным, и мы написали записку и положили ее на столик в комнате малышей:
— Бедный индеец придет к часу. Похоже, он очень мне благодарен.
Мы не стали предупреждать папу, что дядя придет к нам обедать — как я уже объяснял, это могло получиться невежливо. Но Элайзу мы должны были предупредить, мы сказали ей, что к нам придет друг, и все должно быть по правилам. Она, наверное, думала, что придет всего-навсего Альберт, который живет по соседству, но в этот день она была в хорошем расположении духа и согласилась приготовить кролика и даже испекла пудинг с коринкой. Пробило час, и появился дядюшка из Индии. Я сам открыл ему дверь и помог ему снять плащ (изнутри он весь был подбит мехом) и провел его прямиком в детскую. Мы решили обедать там, как обычно, а то ему было бы неуютно, если б с ним обращались как с посторонним. Мы решили, что он будет все равно как один из нас, а то, если мы будем слишком вежливы, он наоборот решит, что мы задаемся перед ним, потому что он беден.