Искатели жребия
Шрифт:
Она посмотрела на него большими серьезными глазами.
— Как бы я себя чувствовала, не знаю. Возможно, ревновала бы. — В ее взгляде мелькнул вызов. — Но по мне, лучше уж делить мужа еще с кем-нибудь, чем остаться матерью-одиночкой.
Теперь Калинов улыбнулся открыто: ее простодушие выглядело таким милым, что он не смог удержаться.
— Чему вы улыбаетесь? — сказала она возмущенно и упрямо помотала головой. — Вы не знаете, каково это — жить в неполной семье!
— А вы знаете?
— Да, знаю. Мой отец умер, когда я была
Калинов сотворил серьезную мину.
— Вы очень откровенны, — сказал он.
— Ну и что?.. Разве лучше быть лицемеркой?.. Если хотите знать, все эти одиночки, рьяно выступающие против полигинии, ведут себя так лишь потому, что их никто брать не хочет. А появись кто-либо, они бросятся, как в омут. И им будет наплевать, что у будущего мужа уже есть одна жена!
— Вы так думаете? — с любопытством спросил Калинов.
— Да, думаю! — ответила она вызывающим тоном. — И не вижу в этом ничего особенного!
Калинов опустил глаза. Она все больше нравилась ему, и он поневоле пришел к выводу, что, окажись у него в женах такая забияка, он был бы, честно говоря, не самым несчастным мужем во Вселенной.
— Если бы общество, как в былые времена, осуждало полигинию, — продолжала она, — такая позиция была бы понятна. А сейчас это просто поза… Да и замужние далеко не все единоличницы, уж поверьте мне. У нас среди экскурсоводов работает много женщин из полигамных семей. Конечно, монистки смотрят на них свысока, но только пока самим не начнет грозить развод. И ярая некогда монистка превращается в добропорядочную приму. Да еще удивляется: как она раньше не понимала, что двум мамам гораздо проще воспитывать детей…
Она продолжала говорить, но Калинов словно оглох. Он был поглощен борьбой со своим собственным взглядом. Калинов объяснял взгляду, что так вести себя неприлично, уверял, что нельзя быть столь бесстыжим, умолял, укорял, настаивал… Но тому было глубоко наплевать на моралистические потуги хозяина: взгляд был сам себе голова и упорно останавливался на Марининой груди. Судя по всему, он тоже, соскучился по женскому телу, с удовольствием смаковал вид ложбинки в разрезе платья и заявлял, что не прочь бы забраться и поглубже под кумач…
И она предоставила ему такую возможность, потянувшись за перечницей. Калинов подавился куском и закашлялся, долго и отрывисто, прикрывая лицо носовым платком и краснея от натуги. Когда он наконец откашлялся и поднял голову, Марина смотрела на него с легкой улыбкой.
— Вы меня совсем не слушали, — сказала она.
— Простите, ради бога. Задумался чуть-чуть…
— Разве вам не интересно то, о чем я говорю?
— Что вы! — испугался Калинов. — Ваши мысли очень интересны и необычны! И вообще вы прекрасная девушка!
Теперь она опустила глаза. Но ненадолго.
—
И тогда он попробовал воспроизвести ее тон.
— Да, думаю! — сказал он. — И не вижу в этом ничего особенного!
Она рассмеялась, легко и беззаботно. Калинов тоже улыбнулся. Потом она достала из сумочки зеркальце и взглянула в него. Снова улыбнулась.
— А ведь я вам соврал, — сказал Калинов. — Я коренной петербуржец.
Она поправила что-то в прическе и убрала зеркальце.
— Зачем?
— Не знаю… Наверное, мне с самого начала хотелось, чтобы вы были у меня экскурсоводом.
— А теперь вам уже не хочется?
Калинов положил ладонь на ее руку. Она руки не убрала, но посмотрела на него с недоверием.
— Хочется, — сказал Калинов. — И потому я буду ждать вас сегодня вечером. В девятнадцать часов, ресторан у Медного всадника, верхний зал. А потом вы покажете мне город.
— Что женаты, вы тоже соврали?
— Нет, не соврал. У меня есть жена, и я пока не собираюсь с ней разводиться.
Она ничего не сказала и уткнулась в тарелку. Калинов оглянулся в поисках официанта. Семейство за соседним столом неторопливо поглощало пищу. Муж что-то рассказывал, а обе жены слушали его и улыбались, время от времени поглядывая на детей, уже терзающих мороженое.
Экая идиллия, — подумал Калинов не без зависти. Он вообразил себя на месте этого мужчины, представил, как справа от него сидит Вита, слева — на месте секунды — беременная Марина, а напротив — дети. Картинка выглядела непривычно, но он чувствовал, что не имеет против нее никаких возражений. Вот только Вита отнесется к этой картинке совсем по-другому…
Он вздохнул и посмотрел на Марину. Она по-прежнему не отрывала глаз от своей тарелки. Подошел официант. Калинов рассчитался наличными, залпом выпил кофе и встал.
— Так я буду ждать вас, — сказал он Марине. — И попробуйте только не прийти!.. Все равно найду!
Она подняла на него карие глаза. В них не было и тени улыбки — перед Калиновым сидела сама Серьезность.
— Я приду, — сказала Серьезность тихим голосом.
Калинов посмотрел на часы. В Америке наступило утро, настала пора для решающей встречи с Форменом.
Надо было поспешать, чтобы успеть ко времени встречи с Мариной. Калинов улыбнулся. В общем-то, конечно, это мальчишество — назначать свидание незнакомой женщине, когда на плечи взгромоздили такое дело. Но как иногда хочется побыть мальчишкой, хоть один вечер!.. И потому он приложит все усилия, чтобы сегодняшний вечер оказался свободным.
Он запер кабинет и отправился на пятнадцатый этаж, к служебным джамп-кабинам. Очередь перед ними в такое время отсутствовала, и через несколько мгновений Калинов был уже в Молте, штат Огайо.