Искатели
Шрифт:
— Ну вот… — глубоко вздохнула Валя.
Спустя минуту она шумно и весело горевала: такое событие отметить бы как следует, а ей — какая обида! — на дежурство бежать.
Прощаясь с Андреем, она сказала тихо и быстро, так, чтобы муж и сын не слыхали:
— Вы не знаете, что все это значит для него… и для нас. Рейнгольд вышел ее проводить в прихожую. В зеркале было видно, как она взяла его голову и долго целовала в щеку, потом кончиками пальцев стерла следы помады.
И Андрей почувствовал, как одиноки они были до сих пор в главном, в том, что составляло дело жизни
Когда Андрей стал прощаться, Рейнгольд задержал его руку.
— Я ведь неудачник, — улыбнулся он. — Чего вы связываетесь со мной?
Какой вам интерес?
Надежда его была еще такой пугливой.
— А черт меня знает, чего я связываюсь с вами, — с искренним недоумением сказал Андрей. — Мне надо заниматься совсем другим делом.
На станциях в высоковольтных районах Андрея встречали с вежливой настороженностью. Ученое звание делало его человеком особого, другого мира.
В этом другом мире, в тихих лабораториях, люди работали над точными приборами, производили сложные, малопонятные расчеты, там создавали новые формулы, новые конструкции. Производственная обстановка с ее тревогами и заботами о подсобных рабочих, о кирпичах, смазочных маслах должна была казаться Лобанову мелочной, а на людей, работающих здесь, он, наверно, смотрел с жалостью. Приписывая ему это, энергетики, в свою очередь, припоминали наезды консультантов, их часто заумные рассуждения, никому не нужные исследования, которыми по нескольку лет занимались в институтах и потом сдавали в архив.
У Андрея были свои, не менее убедительные, претензии к производственникам. Воспитанник Одинцова, он хранил обиды, нанесенные учителю. Ценные разработки не внедрялись годами… Нет, не стоит растравлять себя. У него — ограниченная, узкая цель: он приезжал выяснить условия будущей работы локатора.
И все же, собирая нужный материал, он не мог удержаться и, проклиная свое любопытство, постоянно отвлекался. То его восхищали, казалось бы, самые элементарные для любого монтера вещи, и он без стеснения обнаруживал свое невежество, то он вдруг ставил и тупик опытных инженеров, подмечая такое, что никому и в голову не приходило.
Каждая станция была открытием. Гидростанции были разные, как реки, на которых они стояли. Теплостанции — одни работали на угле, другие — на торфе. Никогда еще так стремительно не пополнялись его знания. Он собирал и впитывал все, не отдавая себе отчета, зачем это ему нужно, охваченный жадностью познания, самой притягательной из всех человеческих страстей.
Роковую роль в этом играл Борисов.
— Как, ты до сих пор не познакомился с Краснопевцевым? — коварно изумлялся он. — Он же на Пролетарской станции усовершенствовал регулятор напряжения.
— Зачем мне твой Краснопевцев? — защищался Андрей. — Хватит. К черту!
Я должен заниматься своим делом.
Борисов умолкал и, выждав некоторое время, подступал с другой стороны:
— На Пролетарской установлен генератор с водородным охлаждением.
Любопытная штука.
— Плевать я хотел на генератор! Нужен он мне, как корове седло.
Отцепись от меня со своими воспитательными приемчиками.
Поостыв,
— Генератор-то, наверно, какой-нибудь старый приспособили?
— Новенький. Последний выпуск, — невозмутимо сообщал Борисов.
— Ты коварный искуситель, — сдавался Андрей. «Искуситель» всяческими способами заставлял Андрея присматриваться на станциях к людям.
Должность энергетика была, по его словам, самая главная должность на земле. Энергетики давали людям свет, тепло, силу, — это была их продукция.
Бесстрашно и умно управляли они напряжениями в сотни тысяч вольт, гигантскими машинами, где бушевали потоки воды, раскаленный пар под давлением в десятки атмосфер. Их профессия требовала непрерывного общения со смертельной опасностью.
Чем лучше они работали, тем незаметней выглядел их труд.
Попадая на станцию, Андрей забывал о словах Борисова. Со всех сторон его влекли к себе всевозможные реле, моторчики, регуляторы. Среди них встречались его давние институтские приятели. Он обнаруживал их на станционных пультах, в жаре котельных, у занесенных снегом затворов плотин, в трансформаторных будках. Иногда он с трудом узнавал их. На пульте Пролетарской станции он отыскал регулятор напряжения, про который ему твердил Борисов. Когда-то в аспирантуре Андрей участвовал в конструировании этого регулятора. За толстым стеклом, пощелкивая, изящно кланялись рычажки, вертелись зубчатки. Малиново светились радиолампы сквозь решетчатый футляр.
Но что-то чужое появилось в приборе. Лак потрескался, помутнели никелированные части, сбоку торчали какие-то грубо приваренные щитки неизвестного назначения.
Андрей невольно потер ладонь, нащупывая следы ожога. Это случилось еще в институте, когда, налаживая прерыватель прибора, он, одурев от долгих неудач, схватился за включенный провод.
— Где ж тут прерыватель, что-то я его не вижу? — спросил он у дежурного инженера.
Тот лениво ткнул пальцем в сторону радиоламп. Андрей заглянул сквозь дырочки футляра и ничего не понял.
Он вспомнил слова Борисова и спросил, где Краснопевцев. Оказалось, что этот дежурный инженер с припухшим сонным лицом и есть Краснопевцев.
— Куда же вы убрали прерыватель? — повторил Андрей. — Я знаю, что он был, я сам работал над этим регулятором.
— Добрый регулятор, — дипломатично заметил Краснопевцев.
— Значит, не очень, раз прерыватель убрали, — начиная злиться, сказал Андрей. — Для чего вы это сделали?
— А без него много лучше, — спокойно ответил Краснопевцев.
Пока он объяснял, почему «выкинул» прерыватель, лицо и вся фигура Андрея изображали поочередно сначала недоверчивую усмешку, потом стыд, потом шумный восторг. Действительно, лучше и проще. Однако Андрей был не новичок в науке, он знал цену подобной простоте.
— До чего ж у вас мило получается, — покачал головой Андрей. — Взяли да выбросили. Вы мне, как говорится, очки не втирайте. Много пересчитывать пришлось?
Наконец ему удалось чуть-чуть растормошить этого увальня. Краснопевцев достал клеенчатую тетрадь, исписанную вычислениями.