Искажение[СИ, роман в двух книгах]

Леж Юрий

Вообщем, люди, ваша жизнь и счастье — в ваших руках. Не выпускайте его!

Это пока всё, ну, вроде как воззвание для всех.

Теперь конкретно по делу.

"Ликвидаторы" и все их командиры и начальники. Пощады вам не будет. И разбираться с вами, кто и почему таким стал, тоже никто не будет.

Бездельники, которые из себя шибко умных корчили в "Доме Власти", на телевидении, радио, и рассуждали, как и зачем нам жить — будут работать на очистных станциях. Кто не захочет работать — там же и жить будет.

Кстати, "ликвидаторы",

не рыпайтесь в телецентр, а то, как бы не споткнуться по дороге. За ваши же шкуры беспокоюсь…

Ладно, люди! Успехов вам в это нелегкое время. Включайте хоть иногда телек, смотрите новости".

Камера начала медленно отползать от лица Аньки, охватывая всё большую и большую часть студии… и тут же всё оборвалось заставкой "Вы смотрели экстренное сообщение", красными буквами на бледно-голубом фоне.

… Убедившись, что на экране прочно обосновалась заставка, а камера даже и смотрит в другую сторону, на край стола тяжело бухнулся всем телом Паша и пробурчал сердито:

— Позорщина получилась… прочитала бы по бумажке…

— Да ну тебя, Паштет, — обиделась Анька. — По бумажке дурак сможет, да и не понимаю я, чего там умники из теоретиков написали. Какие-то фазы, какие-то производственные отношения, эволюции, резолюции… По мне — так лучше получилось, а смысл тот же…

— И какой же смысл? — поинтересовался Паша.

— Что ни хрена никто ничего не знает, но за своей колбасой народ сам следить должен — вот, — подмигнула Анька. — А главное, что нас опасаться надо, если, конечно, кое-кто из "ликвидаторов" смерти не боится. А остальные — пусть нас боятся.

— Умная ты, — согласился Паша, — но вот засветилась на весь город зря. Теперь уже не отвертишься, что заставили читать бумагу, в которой ничего не понимаешь…

— Да по-любому не отвертеться, — не стала возражать Анька. — Хоть выступай по телеку, хоть не выступай, а так — хоть на пару минут теледивой побыла…

— Да уж, что диво, то диво-дивное, — засмеялся Паша, с неожиданной для самого себя нежностью касаясь ладонью стриженого затылка Аньки.

— Надо было еще и раздеться в прямом эфире, — мечтательно почти пропела Анька. — Представляешь: голая правда в прямом эфире! Звезда революции и стриптиза!

— Вот уж не думал, что ты стриптизом занималась, — пожал плечами Паша.

— Не взяли, — вздохнула Анька, — сказали — ростом не вышла, меня на сцене не видно будет…

— Ну, и хорошо, а то б трясла сиськами на подиуме перед всякими там разными, нас, грешных, не замечала, — засмеялся Паша.

— Про сиськи тоже сказали, — саркастически хмыкнула Анька. — Что их тоже не видно, даже если под носом у мужиков трясти…

— Не обижай себя, грех! — нравоучительно поднял указательный палец Паша.

Он дал выговориться напсиховавшейся в эфире Аньке, и теперь настал момент для очередного серьезного

разговора "на троих". Пора было прикидывать вместе с ротным план их дальнейших действий хотя бы до завтрашнего утра. Подхватив девушку почти на руки, Паша повел ее в дальний угол студии, за ширму, где расторопные и хозяйственные в таких делах стрелки уже организовали что-то подобное штабному столу: пара бутылок коньяка, какое-то мясо на тарелках, порезанное крупными кусками, пепельницы и — снятый со стены в одной из комнат первого этажа план города, подобно сдвинутой на угол скатерти, свисающий с угла стола.

За столом сидел снявший шинель ротный, в аккуратной, хоть и помятой, но чистой, во многих местах заштопанной гимнастерке со странными погончиками. Покуривая "трофейную", из ресторана, небольшую сигарку и аккуратно стряхивая пепел, ротный внимательно рассматривал, приподняв за уголок, карту города. Чуток в стороне от стола, на каком-то футуристическом стуле, притащенном сюда из студии, сидел, обхватив винтовку стрелок, видимо, выполняющий обязанности посыльного при командире. Напротив стола, зацепленный за каркас ширмы, висел плоский телеэкран с красно-голубой заставкой.

— Ну, ты и наговорила, — улыбнулся ротный входящим, отрывая взгляд от карты. — Прям, на митинге выступать тебе.

Анька — вот диво! — смутилась от такой похвалы и что бы скрыть смущение постаралась побыстрее присесть за стол и сосредоточиться на разливе коньяка.

Паша усмехнулся, но комментировать ротного не стал, тоже присел за стол и спросил:

— Что теперь делать будем? Мы, вроде как, от своих-то, подпольных бойцов и командиров оторвались, пусть помогло на первый раз, но "ликвидаторов"-то в городе много, всех мы не перебьем…

— Всех-то и не надо, — успокоил ротный. — Тут, если по карте судить, к телецентру только два удобных подхода, в остальных местах всё далеко просматривается, силы для удара поднакопить негде… ну, если окружные дома не выселять, конечно…

— Не пойдут "ликвидаторы" сюда, — авторитетно заявила Анька. — У нас хорошо в первый раз получилось сразу полсотни ихних положить. Теперь точно не полезут, но…

— Вот с этого "но" и надо было начинать, — хмуро сказал Паша. — Ты на нас не обижайся, Василич, мы иногда между собой говорим так, что тебе не понятно.

— А что ж тут непонятного-то? — искренне удивился ротный. — "Ликвидаторы" не пойдут, зачем им свои жандармские лбы под пули подставлять? дождутся войск регулярных, а уже те…

Анька посмотрела на Пашу, в её удивленно-восхищенном взгляде читалось, как в открытой книге: "Я тебя предупреждала, что ротный не так прост".

— Если войска войдут, то ни про какие бои разговоров не будет, — нахмурился Паша. — Газы, огнеметы, термитные шашки. Город спалят и не заметят, что здесь жил кто-то.