Искажение
Шрифт:
– Не смотри на меня, – предложил Финеас. – И вообще сейчас лучше закрой глаза.
У меня не было причин не послушаться, и за закрытыми веками все тут же вспыхнуло невообразимой белизной. Я почувствовала пустоту в животе, предвосхищающую стремительное падение вниз. Я почувствовала, что меня толкают в спину, мягко, но настойчиво, словно здесь мне не место – и поняла, что это тьма, которую сейчас интересовала не я, а мой спутник.
Рука Финеаса сжалась еще сильнее, и я ойкнула: если так пойдет дальше, он просто переломает мне пальцы. Но он то ли не услышал, то ли не захотел ослаблять хватку.
Наконец, все прекратилось.
Подождав, пока инстинкты перестанут вопить, что если я открою глаза сейчас, то лишусь зрения, я осмотрелась. Вокруг нас сверкала бесконечная белизна, и бесформенные облачка искажений – не разобраться, моих ли, Финеаса ли, – искрились знакомым серебром.
Я не ожидала, что окажусь здесь так скоро. И от странной радости, с которой, наверное, возвращаешься в места своего детства, не сразу заметила, что мою руку оставили в покое.
Финеас, снова в своем человеческом обличье, стряхивал с пальцев неясно откуда взявшийся пепел. Он весело посмотрел на меня. По уже сформировавшейся привычке я отвела взгляд, делая вид, что пытаюсь рассмотреть в искажениях что-то знакомое. Лже-Клара на расстоянии десятка метров махала мне рукой. Без особого энтузиазма. У меня все еще не было ничего, чтобы превратить ее в горстку мерцающей пыли.
Но Финеас вроде бы говорил, что это не проблема?
– Куда теперь? – спросила я.
– Домой. В Прагу. – Мне показалось, что его голос дрогнул. – Но моя Прага отличается от твоей. Ты видела. Поэтому мне нужна твоя Прага.
Моя Прага. Мои искажения – с современными улицами и транспортом, с обмельчавшей Влтавой и запруженным туристами центром. Я должна позвать их, и они ответят на зов, формируя вокруг нас с Финеасом застывшее запечатление, через которое мы попадем в реальность.
Он ведь для этого меня сюда затащил. Чтобы я помогла ему выбраться из его тюрьмы.
Но мне тоже кое-что от него было нужно.
– Подожди. Ты говорил, что Данте еще можно вернуть.
– Так и есть.
Я поняла и с первого раза. Но когда Финеас подтвердил это, в груди защекотало от восторга. Однако не стоило забывать о важности формулировок. Я больше никогда не попадусь на уловку слов, как это было с Анджелой. Она назвала меня союзницей, и я развесила уши, позволив, как глупую овечку, отвести себя на заклание. Это был болезненный, но ценный урок. Другие люди могут вкладывать в слова совсем не те смыслы, которые в них слышишь ты.
– Хорошо. – Я старалась выглядеть невозмутимой. – Я помогу тебе выбраться отсюда. Но ты должен поклясться мне, что поможешь вернуть Данте.
Финеас вскинул брови.
– Ты быстро учишься.
О, Финеас, ты даже не представляешь, как заблуждаешься. Я учусь медленно и дорого плачу за каждую ошибку. Поэтому…
– Поклянись могилой своей жены.
Ухмылка Финеаса дрогнула, и я мгновенно почувствовала себя виноватой. Слова оставили на языке горький привкус. Я еще не знала, кто я, но примерив
– Ты учишься быть жестокой. – Это прозвучало почти как комплимент. – Я готов подыграть тебе. Но знай, Клара, что у Патрисии Вереш нет могилы. Если хочешь, я могу поклясться Домом.
Его Домом – моим Особняком. Детищем Адама фон Тинкерфельдера, ожидавшего, что одна из новеньких лакированных дверей вдруг отворится, и оттуда выйдет его утерянный друг.
– Поверь, – продолжал Финеас, – если в твоем мире еще осталось что-то, что дорого мне, за что я готов вырвать из груди свое сердце и стереть в пыль кости, – это мой Дом. И я клянусь им, его стенами и его чудесами, что помогу тебе спасти Данте.
Он действительно подыграл мне – и от торжественности его слов вдруг стало настолько неловко, что я поспешно кивнула ему, принимая клятву. А затем позвала искажения. И тогда мне стало ясно, почему Финеас сказал не волноваться из-за отсутствия кинжала.
Он уничтожал лишние искажения ленивыми щелчками пальцев. С кончиков снова сыпался черный пепел, и чем больше облачек, не относящихся к моей Праге, обращалось серебристыми взрывами, тем грязнее становились его пальцы. Где-то среди этих щелчков был и тот, который уничтожил лже-Клару.
Наконец, мне удалось сформировать вокруг нас Малостранскую площадь. Ту самую, где Данте впервые рассказал мне, что реальность на самом деле не такая, как я привыкла.
Осталось переместить нас в реальность, но раньше это давалось мне легко, а сейчас, когда мои отношения с межпространством стали неясными – ничего не получалось. У меня не было силы вдохнуть жизнь в неподвижный пейзаж. Только бы не паниковать. Только бы Финеас не заметил, что я неспособна выполнить свою часть сделки.
Над ухом прошелестел его смех.
– Не старайся, все равно сейчас не получится.
Я непонимающе обернулась.
– Ты ослабла. Слишком много времени провела не в своем мире и, как бы это сказать… сейчас ты едва ли реальнее, чем твое воспоминание о реальности. Разве ты не заметила, что попала сюда не сама?
Все вдруг стало на свои места. От стыда хотелось исчезнуть.
– Я попала сюда… с твоей помощью. Значит, я все равно не смогла бы выбраться отсюда без тебя. – Я подняла голову, чуть не обожглась о его глаза. – Но при этом ты все равно поклялся мне…
– Не переживай, я все равно сдержу слово. Даже если ты вырвала его из моих уст так решительно, жестокая девочка Клара. Будем считать, что я вечность промаялся в скуке, а тебе удалось меня заинтриговать.
Он сказал это и хлопнул в ладоши. И пустынная Малостранская площадь вдруг наполнилась воздухом, людьми, движением, запомненный мною день сменился на тлеющий вечер. Сварливо загудел электротрамвай, подползающий к остановке: наверное, кто-то зашел за ограничительную линию.
– Добро пожаловать в реальность, – выпалила я, поворачиваясь к Финеасу.