Искин. Игрушка
Шрифт:
Да только сегодняшнее дельце потемнее будет. Печальнее быть не может.
Главный из тройки бандитов, уже поднимался на холм. Облаченный в сильно поношенный инженерный костюм с кустарно вставленными плиточками брони, он держал в руках доисторический обрез.
– Отдавай мешок, скидывай всю одежку наземь и можешь валить на все стороны, - криво усмехнувшись, что было понятно только по звуку голоса, бандит указал стволом в Мишину грудь.
Оставить голым в нескольких километрах от ближайшей зоны с нормальным радиоактивным фоном, что может быть милосерднее? Уж лучше бы выстрелил сразу,
Теперь то уже слишком страшно и никаких моральных сил не хватит даже на то, чтобы броситься в сторону бандита и получить картечью в куцую грудь. А между тем, едва слушающиеся руки уже срывают с плеча лямки мешка.
Пальцы плохо слушаются, сбитое дыхание не позволяет ничего толком сделать или обдумать. Хотя, может быть дело не в дыхании, а страхе? Себе то можно признаться, что страшно до дрожи в коленях и заикания?!
– Давай скорее, чего возишься?
– два других бандита, наряженные еще хуже, главаря, опасливо смотрели по сторонам, водя стволами по пустым проемам. Все-таки Свалка, это не то место, где стоит подолгу задерживаться на открытых участках.
– Д-да...
Протянув мешок вперед, ожидал чего угодно, но только не того, что Стервятник вдруг резко шагнет вперед, всего на пол шажка не больше, и громко крикнет «БУ!».
Отшатнувшись, парень споткнулся пяткой о камень и нелепо упал на спину. Все это сопровождалось громким и обидным смехом бандита и его подручных. Вот только они слышали лишь свой смех, и в лучшем случае смех подельника.
А Миша, валяющийся на камнях и не знающий за какую из болящих конечностей хвататься, слышал еще и хруст породы под собой. Да не простой, наподобие того как хрустит лед, когда замерзает река и дети выходят играть в салки.
Нет, здесь был иной хруст, и он все усиливался от каждого движения парня.
– Ладно, мусор, вставай и быстрее, - бандит, несмотря на показушное спокойствие явно волновался, хотя и скрывал это.
Отвечать ему не хотелось, а вставать тем более... Но деваться некуда, пришлось подняться, вот только хруст при этом стал еще громче. И как только никто их них, его не слышит?!
– Давай мешок!
– вся веселость уже испарилась из голоса бандита. Боялись ли они Кабана и его отморозков, или еще что, никому было знать не дано. Но это и не было важным.
– Подойди и возьми, - идти куда-то, было опасно. Причем, возможно опаснее, чем получить выстрел в грудь.
Но у Стервятника были иные планы, и мириться с чужим нравом он не собирался.
Обрез даже не поднялся выше пояса, когда грабитель нажал на спусковой курок и раздался оглушительный выстрел.
Прямо под ноги молодого мусорщика.
Наверное, бандит хотел еще раз напугать парня и заставить отдать мешок. Что же, его жертва действительно испугалась, а вот с мешком возникли сложности - после выстрела, почва под подошвами стоптанных ботинок окончательно взбесилась и пошла волнами. А затем, Миша провалился куда-то вниз, упав на ногу и ударившись головой.
Перед тем как все окончательно померкло, ему удалось расслышать лишь резкий окрик. Наверное, бандиты очень удивились, когда, казалось бы, каменный пол под моими ногами исчез, вместе со мной.
Сознание вернулось чуть раньше боли,
– Да и черт с ним, - судя по тому, что пыль еще не до конца осела, а Стервятники по-прежнему были где-то сверху, прошло не так уж много времени.
– Он там даже не шевелиться, - голос второго бандита, как, впрочем, и первого, был смутно знаком. А значит, это говорили те двое, стоявшие позади. Они болтали меньше своего предводителя, и их голоса казались одинаковыми.
– Ладно, давайте валить отсюда, - видимо они уговаривали своего босса, забыть про меня и поскорее вернуться на безопасную территорию.
– Сейчас, одно дело только сделаю, - сверху раздалось какое-то шуршание, а потом в расщелину что-то потекло.
Тут не нужно быть сильно умным, чтобы понять, что к чему, а вот для проявления выдержки парню понадобились всё и сразу: желание жить, тупая ноющая боль в затылке и острая в ноге, понимание того, что орать не следует.
Но оскорбление было запомнено, а затем сознание снова покинуло его, и на этот раз уже надолго.
Очнуться во второй раз, было еще больнее и неприятнее чем в первый. И только мысль, что он жив, и все могло быть гораздо хуже, заставляла Мишу проглотить горькие слова обиды и жалобы.
Хотя, кому тут жаловаться-то?! Религии на каждой планете, а то и станции были разными, или даже по паре десятков на планете. В зависимости от количества жителей, готовых платить за проповеди.
Но на своей родной планете, парень знал только одного проповедника, ни чурающегося проводить свои службы в ржавом ангаре. Но и он, привыкший проповедовать о том, что Мусорщики приносят пользу планете и своим потомкам, разбирая завалы металла и избавляясь от опасных (и в тоже время очень востребованных, и соответственно, дорогих) запчастей, на роль защитника никак не подходил.
Мысли о религии Мусорщиков, вернули парня к содержимому собственного заплечного мешка.
Аккуратно, стараясь не потревожить явно сломанную ногу, парень запустил правую руку, в мешок, попутно отметив множество довольно глубоких царапин.
Перчатки не выдержали и порвались, позволяя занести всякую заразу в кровь человека.
– Плохо, это очень-очень плохо, - все содержимое мешка, еще несколько часов назад, сулившее целое состояние, теперь превратилось в хлам.
Каким образом мешок оказался под телом, во время приземления, а не улетел куда-то в сторону, парень не знал. Но суть была в том, что с поломанной ногой и поцарапанными руками, его шансы на выживание падали намного ниже обычного. Хотя куда ж еще ниже...
И тем не менее, высыпать сломанные схемы из мешка, не стоило - драгоценные металлы в них есть, и пусть придется сильно повозиться, чтобы заработать хоть несколько кредитов. Плевать.
Лучше иметь хоть какой-то план действий, может быть совершенно нереальный, чем придаться унынию и сгнить в этой яме.
Так учил его когда-то отец, говоря, что просто не сдаваться мало, и что надо еще иметь еще кое-что за душой. Про душу он кстати говорил вообще очень много, но вот понять его, если кто и мог, то только проповедник. Хотя, последнему еще лет десять назад все осточертело, и он просто вяло выполнял свою работу.