Исключая чувства
Шрифт:
На рассвете Лара, уткнувшись лицом Диме в грудь, вдыхала его запах, слушала равномерное дыхание, чувствовала, как он нежно перебирает пальцами ее волосы и иногда прижимается губами к ее виску.
Незнакомое, удивительное счастье ошеломляло. Не было ни тревоги, ни напряженности. Только нега и умиротворенность. Покой.
Впервые за бесконечно долгие годы Лара засыпала не одна. В теплых, уверенных объятиях. В надежной безопасности. В любви.
Эпилог
Я прощаю
Одиночество
Ты сказал, что в них
Я больше не вернусь
В. Горбачева
Стоя у широкого окна с бокалом шампанского в руках, Дима с радостным сердцем украдкой наблюдал за сидевшей за праздничным столом Ларой. Минувшую новогоднюю ночь они провели вдвоем и уже сегодня, первого января, приехали в гости к его родителям на пару дней.
Прибытие многочисленных родственников четы Аверинцевых ожидалось ближе к Рождеству, и начинался год в узком семейном кругу. Лара, избежав перспективы знакомства с парой десятков человек за вечер, вздохнула с облегчением; Дима только посмеивался над ее трогательным волнением. Не о чем было переживать: его родители ее обожали. Мама, якобы совершенно не заметно взявшая Лару под крыло, никому не дала бы ее в обиду.
Когда в августе Дима все-таки согласился на относительно пышное празднование своего дня рождения, им с Ларой впервые предстояло появиться в качестве пары перед толпой народа. Они до сих пор время от времени спорили, кто в тот чудесный августовский вечер трясся больше: Лара ли, боявшаяся, что не сумеет вписаться в компанию, или Дима, опасавшийся, что неформальное сборище его иногда не очень умных друзей Ларе придется не по вкусу.
В родителях он был уверен на сто процентов, но все-таки удивился, заприметив, как усердно и в то же время ненавязчиво мама старалась сделать все, чтобы Ларе, единственной новенькой в кругу давно знакомых людей, было комфортно и не одиноко. Отец, естественно, не долго страдал скромностью, прежде чем увлек Лару в обстоятельный профессиональный разговор. Впрочем, другого Дима и не ждал. Еще бы эти двое трудоголиков не спелись.
Возможно, мама была в таком восторге от Лары именно потому, что та оказалась юридически компетентна и с энтузиазмом продолжала беседу с севшим на своего любимого конька батей, когда остальные лишь вежливо кивали.
Даже сейчас два главных трудоголика в семье, склонившись друг к дружке и забыв про еду, о чем-то оживленно переговаривались. В мысленном диалоге с самим собой Дима ставил на новый правозащитный проект, в который батя еще осенью пригласил Лару, не обратив ни капли внимания к сыновьим причитаниям о том, что одной конкретной женщине стоит спать больше пяти часов в сутки.
Кто бы его слушал, ага.
В гостиную из кухни вернулась мама, изучила расстановку сил за столом, что-то грозно сказала отцу, и тот поднял руки в капитулирующем жесте. Засмеявшись, Лара выпрямилась на стуле и приняла позу примерной и послушной гостьи, самоотверженно готовящейся отведать все блюда, что предложит хозяйка дома; искрящимися весельем глазами она искала Диму.
Через мгновение они обменялись понимающими взглядами. Он шутливо ухмыльнулся: кое-кто только что получил втык за ударный
Дима совсем не возражал. Все, наконец, было так, как должно быть.
При всей деликатности родителей по отношению к его прошлой и настоящей личной жизни, он с уверенностью мог сказать, что ни Катя, ни Вика не вызывали у мамы с батей столь очевидного восхищения. К Ларе же они, несмотря на ее вежливую настороженность, прониклись искренней симпатией, и в скором времени она ответила им взаимностью, что Диму радовало больше всего.
Лара оттаивала. По чуть-чуть, продвигаясь маленькими шажочками, она открывалась и училась доверять. Ему, его родителям, своим чувствам и желаниям. После ее появления на пороге его квартиры они сближались медленно и, несмотря на влекущую их друг к другу силу, пытались оставаться благоразумными.
Дима не торопился в первую очередь ради Лары, позволяя ей осторожничать. Он видел, что ее пугает неизвестность: она никогда не состояла ни с кем в серьезных отношениях, никогда ни с кем не делила быт и совместное проживание. Она боялась, что на практике ничего не сработает, и Дима день за днем доказывал ей обратное.
Они спокойно обсуждали и решали любые затруднения, никогда не ссорились, не цеплялись друг к другу из-за ерунды. Никто из них не был склонен к устраиванию сцен и эмоциональному шантажу. Что бы Лара про себя ни думала, с ней было легко, а не сложно.
В декабре они, наконец, прекратили ради ее душевного спокойствия делать вид, что еще не перетащили по половине гардероба в квартиры друг друга, и съехались. Их совместная жизнь была даже лучше, чем Дима себе представлял. Он был счастлив и наслаждался каждым новым днем.
Ему нравилось все.
Засыпать с еще разгоряченной после потрясающего секса, расслабленно прижимавшейся к его груди Ларой. Просыпаться с ней же, разомлевшей и полусонной. Готовить по очереди ужины. Вместе работать в гостиной. Читать и обсуждать книги. Смотреть кино, валяясь на диване. Устраивать свидания. Гулять по заснеженным московским паркам. Навещать родителей, ходить в гости к друзьям.
Быть вместе и заниматься самой обычной рутиной — все это составляло счастье, важнейшая часть которого — замечать, как день ото дня ярче сияет Лара. Расслабленная, свободная, позволившая себе жить без оглядки на страх. Она больше не таила чувства и не скрывала себя настоящую. Не от него.
Она доверяла ему, и Дима собирался оправдывать это доверие всегда.
* * *
Отвлекшись на пару секунд от обстоятельной дискуссии с Александром Анатольевичем (ей, конечно, давно предложили обращаться только по имени и не мучиться, но она пока не осмеливалась), Лара вновь встретилась взглядом с Димой и ласково улыбнулась, теряясь от той силы, что чувствовалась даже на расстоянии в несколько метров.
Иногда он так на нее смотрел… с такими благоговением и любовью, что Лару одновременно переполняли и безумный восторг вперемешку с неверием (в ошеломляющем противоречии и верилось, и не верилось, что она может быть настолько важна и любима), и щемящий страх подвести, не дать ему всего, что он заслуживает. Он ведь по-настоящему потрясающий.