Искра страсти

Питерсен Дженна

– От того, что произошло, ты не убежишь, Ана, – тихо произнес он.

Анастасия попыталась укрыться от его взгляда, натягивая рубашку. Сейчас, когда ее жадное тело было прикрыто ей в какой-то мере удалось восстановить самообладание. Но не настолько, чтобы не понимать, что слой тончайшего шелка – плохой барьер перед собственным желанием.

О чем и свидетельствовала минувшая ночь.

– Ты не сделала ничего плохого, – продолжал настаивать Лукас.

Анастасия покачала головой.

– Все, что я сделала, плохо, – бормотала она, разыскивая

свои вещи. Прелестное новое платье комом валялось рядом. – О, я все сделала плохо, все сделала неправильно!

Лукас сел. Грусть в его глазах сменилась гневом.

– Не говори так. Никогда не говори так, Ана!

– Это было ошибкой, – прошептала она, сглатывая слезы.

Но тем не менее она не чувствовала, что совершила ошибку. Даже сейчас, глядя на Лукаса, ощущая жар его страсти и его гнева, когда он поднялся перед ней полностью обнаженный, все, что они чувствовали вдвоем, было чем угодно, но только не ошибкой.

– Я говорил тебе, что ты можешь сказать «нет», – напомнил он ей, расправляя плечи.

Анастасия посмотрела на него.

– Я помню и не виню тебя, – проговорила она, потерев лицо. – Я обвиняю себя. Мне нужно было принять твое предложение и бежать.

Она не сумела отказаться от него, но это никогда не должно было случиться, потому никогда и не повторится вновь.

Глава 14

Боль накатила так сильно и грубо, что Лукас даже удивился. Он и не подозревал, что может что-нибудь принимать столь близко к сердцу. Особенно то, что касается женщины. Но с этой женщиной все было по-другому.

Минувшая ночь много значила для него. Он и не собирался отрицать этого. То, как он касался Анастасии, то, как брал ее, – все отличалось от того, что было раньше в его жизни. Несмотря на ее сопротивление сейчас, когда все закончилось, и на уверения, что все было ошибкой, он не сомневался, что эта ночь и для нее значит необычайно много. Потому-то она и приготовилась бежать. Лукас смотрел, как она боролась с платьем, пытаясь натянуть его, и боль ушла, сменившись грустью. Почему – не было понятно. Совсем не потому, что он ожидал большего. Совсем не потому, что он желал большего.

Но злость никуда не ушла. Он стал одеваться.

– Неужели мысли о покойнике так согревают тебя? – осведомился он, застегивая пояс.

В этот момент Анастасии удалось натянуть платье до бедер. Побледнев, с лицом прозрачным как фарфор, она медленно повернулась к нему. Он видел, как ей больно, но, разозлившись, не собирался извиняться за свои слова. К тому ему было любопытно, что она ответит.

– Как ты смеешь? – Ее шепот звонко прозвучал в тишине комнаты.

– Мне в самом деле интересно узнать. Он был так чертовски хорош, что даже его бренные останки предпочтительнее живого мужчины из плоти и крови? Или тебе страшно хотеть? – Он подскочил к ней, намеренно толкнув. – Страшно желать?

Анастасия выпрямилась, когда, дотянувшись до нее, он грубо схватил ее за плечи.

– Или

страшно изменить себя? Ты пользуешься им как щитом каждый раз, когда отмеренные тобой границы оказываются под угрозой?

– Ты ничего не знаешь, – проговорила Атастасия раздельно, подчеркивая каждое слово.

– Совершенно точно, дорогуша, боюсь, ты права. Несмотря на стены, которые ты воздвигаешь между нами. – Рванув к себе, он прижал ее к груди. Платье выпало у нее из рук, пока она пыталась освободиться от его объятий. Но Лукас крепко удерживал ее и наслаждался ощущением близости этого тела, независимо от складывавшихся обстоятельств. – Я же чувствую, как ты начинаешь дрожать, стоит мне дотронуться до тебя. Я знаю, что могу довести тебя до экстаза одним движением пальца. Я видел, как ты подставлялась под меня.

– Отпусти, – шепотом потребовала Анастасия, продолжая высвобождаться из его рук.

Но Лукас не мог позволить ей уйти так просто. Он достиг того предела, когда логика не работает, когда разум отключается. Такого с ним еще не бывало. Он был вне себя. Джентльмен, который жил в нем и который в рядовой ситуации отпустил бы ее, сожалея, умер после ее резкого отказа. И сейчас ему хотелось зажать, задавить, силой заставить подчиниться, только чтобы своими глазами увидеть то, чего она боится.

И не важно, какой ценой.

– Ему когда-нибудь удавалось сделать с тобой то же самое? – требовательно спросил он, молясь в душе, чтобы она ответила отрицательно.

Анастасия вздрогнула в его руках, с яростью в широко открытых глазах. Наряду с неистовством и смущением он увидел в них и желание. А в самой их глубине и ответ на свой вопрос. И теперь он был уверен, что еще ни один мужчина не возносил ее на пик наслаждения. Что он единственный, кто заставил ее отдаться полностью, забыв обо всем.

Понимание этого родило ощущение грандиозного триумфа и разрядило напряженность.

– Ана, он умер, – тихо произнес Лукас. – Выйди из могилы, в которую ты легла рядом с ним. У тебя своя жизнь.

Она покачала головой, а в голосе зазвучало отчаяние, как будто она сама, больше чем Лукас, пыталась убедить себя в этом.

– Нет. Нет, я любила его. По сравнению с любовью наслаждение – ничто. И я не могу позволить, чтобы желание заставило меня забыть об этом.

Толкнув его в грудь, она вывернулась, освобождаясь. Лукас мог бы перехватить ее, но не стал. Слишком больно стало удерживать ее.

Наслаждение – ничто по сравнению с любовью к мертвому, и она заставляла себя цепляться за эту любовь. Пусть даже это означало, что она бежит от жизни, бежит от него.

Почему от этого так больно?

Они стояли и смотрели друг на друга, потом он повернулся к ней спиной, чтобы она не видела, что сделали с ним ее слова.

– Тогда тебе не о чем беспокоиться. – Невидящими глазами он смотрел в догорающий камин. – Ты никогда не позволишь себе забыть то, что ты – вдова. Его вдова. И никто не сможет забыть.