Искренне Ваша
Шрифт:
– Джек… – начала она.
– Что, милая?
– Если я не выйду за лорда Баррингтона, он расскажет всему свету про Дезире. Только поэтому я согласилась принять его предложение. – Во рту у Лайзы сразу пересохло. – Дезире – моя… дальняя родственница. Когда-то она была знаменитой французской куртизанкой, а до этого в Англии занимала менее видное положение… попросту говоря, была публичной женщиной.
Она умоляюще взглянула на Джека, боясь прочесть на его лице отвращение, но он просто слушал ее – терпеливо и внимательно.
Приободрившись, Лайза продолжала:
– Она
Он нахмурился, взял ее за подбородок и заглянул в глаза.
– Неужели ты так плохо меня знаешь? Лайза, мне нет дела до твоей репутации. Не только мне, но и всему свету, если она ваша дальняя родственница. Ты не отвечаешь за поступки человека, с которым едва знакома. У каждой семьи есть свои скелеты в шкафу.
Лайза покачала головой:
– Ничего ты не понимаешь. Мама потратила уйму времени, денег и сил, чтобы доказать, что она происходит из образованной, светской и в высшей степени благопристойной семьи. Ты же слышал, как она гордится портретами наших предков. А если правда всплывёт, все поймут, что она лгала. Всю жизнь.
– Но дальняя родственница…
– Мама редко упоминает даже о покойном муже тети Патти – только потому, что он был очень беден.
– Если Баррингтон кому-нибудь проговорится про Дезире, просто говори, что ее не существует. Такого имени я никогда не слышал. Вероятно, она не настолько знаменита.
Лайза нетерпеливо встряхнула головой.
– Баррингтон говорит, у него есть доказательства, что Дезире состоит в родстве с мамой, но какие именно доказательства – это для меня тайна. Может, у него ничего и нет, но я боюсь раззадоривать его. В его власти не только погубить мамину репутацию, но и лишить Селию надежды сделать достойную партию. Моя семья погибнет!
– Лайза…
Она сжала его руку.
– Джек, я беспокоюсь не за себя.
– А следовало бы.
– В первую очередь я должна думать о Селии. И я просто не могу допустить, чтобы отец узнал о Дезире от виконта.
– Тогда расскажи ему сама.
Лайза прикусила нижнюю губу, ее глаза влажно заблестели.
– Не могу. Я слишком люблю его, чтобы причинять боль. Тайна должна остаться тайной. Боюсь, если он узнает, как долго мама обманывала его, он ее разлюбит. И меня тоже.
– Тебя – вряд ли. – Не дождавшись ответа, Джек спросил: – Чем я могу помочь тебе?
Она крепко стиснула его пальцы обеими руками.
– Тем же, чем и раньше: будь моим другом. Постарайся понять меня. Принимай меня вместе со слабостями. И храпи мои тайны.
Джек кивал, но в голове у него уже складывался план. Наконец-то у него появились факты – достаточно, чтобы выиграть поединок с Баррингтоном. Сегодня
Слава Богу, ему хватило времени сблизиться с Лайзой и завоевать ее доверие. Только теперь у Джека появилась уверенность, что злополучный брак не будет заключен.
Глава 22
На следующий день, за несколько часов до помолвки, Лайза работала в саду, чувствуя себя Нероном во время пожара в Риме. С отчаянием и досадой она погружала в землю обе руки. Солнце припекало спину сквозь простое платье, и чем жарче ей становилось, тем сильнее хотелось зарыться в прохладную почву. Все остальное казалось Лайзе нереальным – если не считать Джека. Она получила от него записку: «Встретимся в парке перед ужином. У меня есть план». Что он задумал?
Вчера, поведав Джеку про Дезире, Лайза почувствовала, что у нее гора свалилась с плеч. Конечно, кое-что она утаила. Даже Джеку Фэрчайлду опасно рассказывать всю правду. К счастью, он понял, в чем заключается ее затруднение. Надо было посвятить его в эту тайну давным-давно, а не просить помочь ей в деле, в котором он ничего не смыслил.
Вопреки всем советам рассудка Лайза трудилась в саду и надеялась, что Джек приедет пораньше. Никто бы не догадался, о чем она думает, приводя в порядок клумбу. Никому и в голову не пришло бы, что она ждет гостя, не сменив запачканное землей рабочее платье. Грязные руки, платье не из тончайшего шелка, а из промокшего от пота дешевого муслина были ее маскарадным костюмом. Вскоре мама начнет в панике искать ее по всему дому, но пока она может вести себя, как пожелает. И никто не обвинит ее в том, что она ждет любимого.
Такое пришло в голову только виконту.
– Лайза, – послышался его резкий голос.
Вздрогнув от неожиданности, она выпрямилась, сидя на корточках и приставив ладонь ко лбу.
– Лорд Баррингтон, что вы здесь делаете?
Его глаза были серые, мертвые, как у снулых рыбин, бледные губы неприятно шевелились. Вытянувшись, как деревянный, он стоял в тени.
– Лучше вы ответьте, Лайза: что вы делаете в саду в такой час?
– Подрезаю цветы, – просто ответила она, потянувшись за очередным увядшим бутоном. Садоводство виконт ненавидел еще сильнее, чем благотворительность. Любой труд он считал унижением. Хорошо еще, здесь, в дальнем углу, парка, неподалеку от павильона и оленьего заповедника, его не слышали слуги.
– Через три часа на ужин по случаю нашей помолвки съедутся знатные гости. Почему у вас руки до сих пор в грязи, как у какой-нибудь шлюхи?
Он хмурился все сильнее. Очевидно, подбирал оскорбления побольнее.
– Вам следовало наряжаться к ужину в своих покоях. Вы же будущая виконтесса, черт бы вас побрал! Неужели вы, купеческое отродье, до сих пор этого не поняли?
Лайза закаменела, выпрямив спину.
– Я не в настроении наряжаться, – объяснила она, спокойно посмотрев Баррингтону в глаза, и снова взялась за работу. – Но к приезду гостей я буду готова, можете мне поверить, ваша светлость. Хотя вам это нелегко.