Искры гнева (сборник)
Шрифт:
…После ужина чумаки ещё раз проверили, всё ли подготовлено, чтобы завтра, как только начнёт благословляться к рассвету, тронуться в путь. Но, управившись с делами, они не расходились, не укладывались спать. В лагере чувствовалась настороженность. Атаман дважды поднимался с собаками на соседний курган, всматривался в степь, к чему-то прислушивался. Собаки вели себя неспокойно, они визжали и порывались к оврагу, поросшему дубняком и тёрном.
Вскоре, собрав чумаков, Мартын сказал, как всегда, спокойно:
— Недалеко от нас зверь, а может быть, и недобрый человек. Надо быть настороже. Особенно тем, кто ночью
— А где же они? — послышался чей-то голос.
— На них будут показывать дышла возов, — пояснил атаман. — Если появятся татары — фигуры запылают. Так что следите! — И он поднял одно дышло и повернул его на север, в направлении хутора Зелёного, другое — на юг, в сторону Азовского моря.
Савке выпало быть подпаском — стеречь скотину вместе с Гордеем Головатым.
После дождя воздух был влажный и немного прохладный. Яркая, словно обмытая, луна выбралась на середину неба и будто остановилась передохнуть, затопляя простор густым тускло-серебристым светом. В низинах заструилась тонкая седоватая мгла.
Пасутся волы, шелестит сбитая ими трава, ведут свои бесконечные концерты сверчки. Степь вроде сузилась и, сбегая в яры и овраги, где-то обрывалась в них, терялась…
— Дядько Гордей! — проговорил вдруг Савка. — А вы были вон в том хуторе, в Зелёном? — и он показал в сторону кучевой тучи на севере. Парня томило молчание, ему хотелось говорить, и именно о том, от чего изнемогало сердце, — из ума не выходила Оксана. Но не поведёшь же ни с того ни с сего разговор о полюбившейся тебе девушке, да ещё с пожилым человеком: так хотя бы побеседовать с ним о месте, где она живёт.
— Какой я тебе дядько? — произнёс укоризненно Гордей. — Я ведь ещё не старый, а ты не маленький. Вот так. — И уже спокойно ответил: — Был, и не раз. Наши чумаки, когда здесь останавливаются, частенько проведывают кузнеца Данилу. Вот так.
Некоторое время тишина нарушалась только шарканьем по траве постолов Савки и Головатого да вздыханием волов.
— А живут в том хуторе люди, как в крепости, — клонил Савка разговор к своему, — за высокими стенами.
— Так нужно, — нехотя обронил Гордей. И, помолчав, сказал: — Башню-фигуру видел? Там дозорные. День и ночь караулят. Так нужно. А иначе зачем бы им, как аистам, в гнезде торчать.
— Разве и здесь опасно? — спросил удивлённо Савка. Но Гордей не ответил. Он стал внимательно присматриваться и прислушиваться: не доносится ли откуда-либо топот или подозрительный шелест травы. Однако вокруг всё было спокойно.
— Такое спрашиваешь, — заговорил Гордей хрипловатым низким голосом. — А где оно теперь тихо, мирно? Места, которые мы сейчас проезжаем, называются Диким полем. А протянулося оно, это поле, от Дона по-над берегами Северского Донца, низом по-над морем, аж до Днепра, а то и дальше. Земля эта, друже, русская и будто ничья. Кто хочет, тот здесь и вкореняется: занимается хозяйством или промышляет разбоем.
— Разбоем? — переспросил Савка и вспомнил, как вечером настораживал чумаков атаман Мартын.
— Люди здесь, так сказать, со всех концов, — Гордей широко развёл руками. — Тот убежал от пана-ляха, тот от боярина московского или пана украинского. Бегут, кому стало невмоготу, кого допекло, доняло. А укрыться здесь есть где — балки,
— Так мы находимся у Савур-могилы?! — воскликнул Савка.
— Три дня тому назад наш обоз проезжал недалеко от неё, — ответил Гордей и пошёл завернуть волов, которые далеко отбились от стада.
Уже второй раз в своей жизни Савка слышал об этой знаменитой могиле. Впервые он услышал о ней в этом же году, ранней весной, на ярмарке, когда старый лирник Стратин пел среди обступивших его люден, подыгрывал на лире, думу о трёх братьях, что убежали из города Азова, из турецкой неволи, как старшие братья оставили самого младшего на муку, на смерть.
Запомнилось:
Стал брат младший до Савур-могилы подходить, Начал буйный ветер повевать, С казацких молодецких ног его валить… В турецкой, в бусурманской, в великой неволе На Савур-могиле смертью пострадать.И вот теперь он услышал о Савур-могиле снова. Оказывается, три дня назад они проезжали около неё, а он не знал. Но, может быть, завтра, когда взойдёт солнце, он хотя бы издалека увидит её…
Ожидая Гордея Головатого, Савка неотрывно смотрел на север. Кучевая туча, громоздившаяся недавно у самого горизонта, куда-то исчезла. Сейчас небо там было ясным и чистым. Внизу туманилась долина. Лунное сияние, стелившееся по ней, будто указывало Савке путь туда, куда он устремлялся сердцем.
Савке вдруг вспомнилось всё, что происходило во дворе кузнеца Данилы и в дороге, когда они выходили из хутора… Он вспомнил даже такое, на что тогда, кажется, не обратил должного внимания.
«Дочка, выведи, покажи хлопцам наиближайший путь степью…» — уже прощаясь, проговорил кузнец.
«Да они теперь найдут дорогу сами, учёные!..» Оксана сняла с головы белый платок, повязала цветную косынку и подала знак трогаться.
Они вышли за стены и сразу же очутились в леске, который перерезала неширокая речушка. Девушка ступила на узкую кладку, качнулась и в один момент очутилась на том берегу. Лукаво усмехаясь, стала дожидаться их.
Вслед за Оксаной пошёл Лукаш. Тонкая доска прогнулась, вот-вот переломится. Лукаш шагнул раз-другой и, не удержавшись, плюхнулся в воду. Савка был немного ловчее, но, наверное, тоже полетел бы в речку, если б девушка не подала ему свою руку.
Прикосновение её руки, казалось, обожгло Савку, пронзило всего — невидимая лёгкая волна качнула его, начала возносить, возносить…
— Вот так, дружище, — возникая внезапно из ковыльного половодья, словно из воды, проговорил Гордей. — Слышал сегодняшнее атаманское «Надо быть настороже»? Вот это «быть настороже» с нами везде: в степи около отары, в поле у плуга и на вышках-фигурах. А вспыхнет на этих вышках огонь — готовься к бою или убегай. Мы такие, что не убегаем. Даём сдачи и панам, и мурзам-баям. Забегаем иногда и в ихний Крым. Помню, как однажды с кошевым Иваном…