Искры и зеркала

Ларичева Дорофея

– Мои такие же, – вздохнула Маша. – Только их это не оправдывает.

– В чем проблема? – насторожилась Дора.

– Прикинь, они о тебе еще зимой знали, а сказали только при твоем появлении! Молчали до последнего, врали в лицо, глаз не отводя! – Маха обиженно сжала кулачки.

Да, тут загадка из загадок. Дорофея сделала в памяти еще одну зарубку – как можно скорее разобраться, когда же о ней узнали и почему.

– Не хнычь! – поморщилась она. – Ты бы с утра до вечера представляла, что в твоей голове завелся новый человек. Он и без меня завелся бы. В смысле, ты бы с ума сошла от таких

дум.

– Просыпалась утром, заглядывала бы на чердак и высматривала – есть там кто или нет, – улыбнулась успокоенная Маша. – Я как-то об этом не думала.

– Что ты решила – остаемся или нет? – испытывающе посмотрела на «сестру» Дора.

– Я бы осталась, – призналась она. – Очень беспокоит, зачем они с нами так носятся. Видишь, наставницу из Комиссии назначили. Оказывается, мы такие великие, даже не знаем почему.

Дора улыбнулась и одобрительно кивнула. Она заинтересовала своего двойника. Значит, они будут действовать заодно, а это облегчит получение информации. Да и вместе веселее.

Убедившись, что девушки устроились спать, утомленные длинным днем, Ника поднялась со скамейки в парке неподалеку от небоскреба, вынула из правого уха наушник прослушки и, поднеся к губам узкое запястье, обвитое широким браслетом со встроенным коммуникатором, шепнула:

– Мои мухоловки помирились, теперь с ними можно работать.

Ответа не последовало, но Ника знала – ее услышали и поняли правильно. А потому волноваться не стоит.

Председатель передал девчонок в ее распоряжение. Бывший муженек второй день впустую сотрясает воздух возмущениями и жалобами. Сторонников у высоколобого зазнайки немного, ничего он не добьется. Правда, в Комиссию затесалась белобрысая курица Инга и сразу принялась за интриги, заручилась поддержкой Гончарова и Обмылка. Но кто она такая, чтобы противостоять ей, Нике?

С началом работы в местных лабораториях рыжеволосой красавице метко дали прозвище Шило. Веронике оно даже нравилось. Она умела быть до безжалостного прямолинейной, могла уколоть противника, невзирая на его чувства и ожидания. И всегда выигрывала. Почти всегда.

Она неспешным шагом направилась к набережной, спустилась к песчаному пляжу, присела у черной кромки воды – сейчас спокойной, не по сезону холодной – и шепотом спросила:

– Что же ты такое? Что скрываешь в себе?

Вода, естественно, не ответила, вбирая в себя свет окон небоскреба и желтоголовых фонарей. В центре покачивалось лунное отражение, оставляя зыбкую зеленоватую дорожку.

Ника полюбовалась на игру света в четком зеркале озера и, что-то решив для себя, распрямилась, твердым шагам направилась к громаде небоскреба. От темного табачного киоска отделилась тень, сделала пару шагов следом, но потом остановилась, одумавшись, понуро опустила плечи и вновь слилась с мраком.

18 июня. Барск. Заводские окраины

Заканчивалась

сессия, и Бронислав Виленович теперь появлялся в университете нечасто. Зато его можно было увидеть в офисе собственной фирмы и в лабораториях Барска. Как члену Комиссии, ему никто не чинил препятствий и не перечил, если высокопоставленный ученый желал ознакомиться с результатами исследований. Тем более если учеными были женщины.

Тридцативосьмилетний Броня этим пользовался, и сейчас, входя в неказистое на вид трехэтажное здание на заводской окраине Барска, он покровительственно улыбнулся Ирочке – аспирантке-биологу, одной из его шпионок.

– Бронислав, – боясь лишний раз вздохнуть в присутствии кумира, произнесла она, краснея, – Якорев получил интересные результаты. И я ему помогала, да. Знаете, после облучения мышей, они принесли потомство с транспозицией внутренних органов. Сейчас мы пишем статью в журна…

– Потом, – не дал ей похвастаться Броня. – Все потом. Гончаров здесь?

– Ага, – растерялась Ирочка. – На втором этаже. Он в двадцать шестом ка-би-не-те, – пробормотала она в спину удаляющегося Брони. Вот так всегда, когда ей так нужна его похвала и поддержка, он ее игнорирует. Но может быть, когда-нибудь…

Напрочь позабыв о влюбленной в него аспирантке, Броня пробежал по пахнущим реактивами коридорам, сильно смахивающим на больничные, и, не церемонясь, без стука ввалился в двадцать шестой кабинет.

Впрочем, Толик Гончаров давно смирился с манерами друга и нисколько не удивился, только проворчал:

– Мог бы позвонить.

– Некогда.

Броня плюхнулся на офисный стул с обломанным левым подлокотником (присесть в кабинете было больше не на что) и шумно выдохнул.

Толик усмехнулся, отодвинул от себя ноут и касанием пальца погасил висящий на стене экран, на котором мигали ровные столбики цифр. Дружба дружбой, а результаты интеллектуального труда врозь, Толик давно это усвоил.

– Злишься. – Он потянулся, поглядывая на Броню светлыми невыразительными глазами. – Зачем тебе эти девчонки?

– Надо. – Бронислав был не в духе. – Вообще первоначально я хотел отдать их Ольшевичу, – признался он, – но тому вчера днем стало плохо, скорая увезла. Я был сегодня у него в больнице. Врачи говорят – недолго осталось.

– Твой научный руководитель?

Броня кивнул. Жаль было старика. Никого ведь нет – ни семьи, ни детей. Всю жизнь науке посвятил, его, Бронислава, за сына считал, помогал, опекал, в круг академиков вводил. А сейчас уходит тихо и незаметно для окружающих.

– Ему уже под семьдесят, – пробормотал Гончаров, тоже многим обязанный Ольшевичу. – Хотя Кощей старше, а вон как бегает.

– То-то и оно. Дед утверждает, будто что-то его изнутри гложет, а врачи твердят – организм износился.

– Ладно, не отдали их Петру Тимофеевичу, не отдали тебе или мне… – Он пригладил черные волосы, скрывающие ранние залысины. – Сказочницу нашу никто вообще всерьез не воспринимает. Так что Вероника Ильина – лучший вариант. Не печалься, не станет с нами сотрудничать, отберем девчонок.

– Неужели ты не понимаешь, что с нами всеми происходит? – взорвался Броня. – Со всеми, друг?!