Искры под пеплом
Шрифт:
Ефим молча вернулся к отряду, стоявшему в пяти метрах. Навстречу ему вышла Эля, словно почувствовав, зачем он идет. Увидев ее, Ефим, молча, положив руку на плечо, увел с собой. Когда вошли в березнячок, Ефим шепотом объяснил задачу. Эля горячо пожала ему руку и спросила, нельзя ли ей следить за часовым.
— Там нельзя подойти так близко, чтоб можно было метнуть кинжал, — объяснял Ефим, вспомнив, как метко, на зависть всему отряду, Эля бросает кинжал.
— Вы правы, — кивнула Эля, примирившись со скромной ролью связного, ждущего сигнала командира.
Ко второй казарме подошли бесшумно и присели за углом Ефим высунул голову из-за угла и стал следить
Михаил, хорошо изучивший карту, первым подошел к командирскому окопу. Еще днем он видел в бинокль, что этот окоп засыпан землей после взрыва бомбы или снаряда в двух шагах. Он подозвал северянина и Скорика, бойца из отряда Стародуба, и показал, где надо копать.
— А по-моему, копать надо вон там, — подойдя вплотную, сказал Василий, кивнув на бугорок, гладко заметанный снегом.
Михаил удивился этому предположению. Но, видя как уверенно северянин, разрешил ему одному копать там, где тот считает нужным, а сюда подозвал еще троих. — Двое будут копать, а двое отдыхать. Знамя лежит в нише прорытой в стенке окопа, в полуметре от дна. А глубина окопа — во весь рост. Значит земли выбросить придется немало. Простой солдатской лопаточкой это сделать нелегко.
В отряде было всего лишь три лопаточки. Сейчас бы их все сюда. Но Василий уж очень уверенно настаивал что командирский окопчик не здесь. Пусть попробует, может, он прав.
Так подумал Михаил и приказал всем, кроме тех кто отрывает окоп, залечь в сторонке на случай, если лопатка натолкнется на мину или или невзорвавшийся снаряд.
А северянин рассуждал совсем по-другому. Он просто-напросто боялся копать там, где указал командир. Стародуб рассказывал, что у них была противотанковая мина. Только использовать ее они не смогли. Мину присыпало землей после очередного взрыва снаряда, и командир с адъютантом потом ее не нашли. Она где-то здесь, в командирском окопе, и неизвестно, в каком состоянии. Начнешь копать — и подорвешься. Пусть копают другие. А ему, Василию, хочется еще собственными руками пустить под откос немецкий эшелон или совершить другой какой подвиг, чтоб домой вернуться героем, о котором говорили бы все и везде.
Василии не рыл, а разгребал землю лопатой. Он делал это осторожно, как археолог. Вдруг попадется граната или невзорвавшийся снаряд, так он тихонько с ним разойдется, отложит в сторонку или отбежит сам и других предупредит. Опять же геройство. А стал бы он копать вместе с другими, неизвестно, что случится. Ударит лопатой в ту потерянную мину, и конец…
Когда командирский окоп был до дна очищен от засыпавшей его земли, Михаил сам спустился в него и стал шарить по стенке руками, искать нишу. Везде земля была твердая, не поддавалась нажиму руки. Мелькнула мысль, что, может быть, северянин и прав — командирский окопчик был там, где роет Василий. И Михаил решил уже послать бойцов с лопатами на помощь северянину. Но перед этим еще попробовал постукать по стенке кулаком и послушать, как звучит. Обстукиванье ничего не давало, кругом была глухая, твердая стена в сплошной, спрессованной веками земле. И вдруг под ударом кулака раздался глухой, ватный звук. Михаил ударил еще и еще. Стало ясно, что здесь в стенке земля была когда-то разрыхлена.
— Нашли? — спросил он в нетерпении.
— Кажется, оно, — ответил Михаил, быстро разворачивая плащ-палатку. — Да! Знамя!
Он снова завернул в плащ-палатку свою находку и первым выскочив из окопа в усилившуюся метель, почти не остерегаясь, позвал:
— Комиссар, ребята! Знамя!
Но вдруг с той стороны, где рыл Василий, Михаилу плеснуло в лицо огненной лавиной, и он упал навзничь…
Эля чем дальше, тем больше напрягала зрение. А когда прошло больше часа, начала беспокоиться. Вечерняя поземка переходила в метель, и командирского сигнала можно было не увидеть.
Когда часовой ушел к противоположному углу казармы, Эля приблизилась к Ефиму, и шепотом они уговорились подождать еще десять минут, а потом Эля сходит к окопам, узнает, что там и как.
Ефим хотел что-то сказать ей, как вдруг оба одновременно увидели над окопами высокий, как смерч, всплеск пламени, вслед за которым донесся тяжелый взрыв, потрясший всю землю.
Эля и Ефим ухватились друг за друга в ужасе. Обоим показалось, что весь отряд взорвался и погиб до единого человека.
Немец-часовой, услышав взрыв, тут же выстрелил из винтовки подряд три раза. Ефим прицелился и выстрелил в него.
— Сейчас все выбегут из казармы, так хоть не будут знать, в какую сторону стрелять.
И действительно, выбежавшие из казармы полураздетые фашисты подняли стрельбу во все стороны. Им важно было не подпустить к казармам неизвестного неприятеля.
Ефим и Эля ушли в лес, в сторону, куда должен был отходить отряд.
А отряд в это время углублялся в лес напрямик. Намеченным прежде путем отходить было нельзя, там большой участок поля простреливался. Впереди отряда на самодельных носилках несли тяжело раненого Михаила. Он был без сознания. Под головой у него лежала его находка.
Очнулся раненый утром и сразу спросил, где Ефим. Он назвал только это имя.
Ему с грустью ответили:
— Эля и Ефим не пришли. Комиссар сам под пулеметами немцев ходил на то место, где были в засаде двое разведчиков, но никакого следа не нашел.
Михаил болезненно сморщился, закрыл глаза и поклялся, задыхаясь от боли:
— Мы их найдем. Обязательно найдем!
По снежной целине отряд входил в большой старый лес.
Грустно потрескивала сухая смолистая лучина, да за окном шелестела снежная пороша.
Стародуб, совсем уже выздоровевший, и Михаил, поднявшийся на ноги, но еще не выходивший на улицу, сидели за массивным столом из горбылей. В углу, за спиной Стародуба, на древке стояло знамя полка. Когда в печурку попадала очень смолистая лучина, землянка ярко освещалась, на знамени вспыхивали золотые буквы: «Пролетарии всех стран…»
Возле знамени на стенке висели автомат Стародуба и снайперская винтовка Михаила, добытая в недавнем бою группой подрывников.
Прошло две недели, как отряд возвратился со знаменем. Первое время все надеялись, что Ефим просто отбились от отряда и вот-вот придут. А потом стало ясно, что они уже не придут — миновали все сроки…