Искры
Шрифт:
— Где твой товарищ? — спросила Тути.
Я понял, что она спрашивала об Аслане.
— Уехал с твоим отцом, но куда, не знаю.
— В его сердце сидит сатана! Знаешь ли ты это? — спросила Тути сердитым голосом.
— Зачем ты так говоришь, сумасшедшая! — с упреком говорила ее спутница. — Аслан очень хороший человек.
— Но он холоден, как снег.
— Почему? Потому что не ухаживает за тобой?
Из их спора я тотчас понял причину ненависти Тути к Аслану. Видимо, несчастная девушка любила его, а холодный и безжалостный Аслан отверг ее. Но Тути не успокоилась и после слов своей спутницы,
— Я всегда буду говорить, что в его сердце сидит сатана. У него совести нет, поэтому ни одна девушка не сочтет его за хорошего человека.
Я заметил слезы в ее глазах. Она дальше не стала ждать, взяла свой кувшин и пошла по направлению к палаткам.
После ухода Тути, ее спутница рассказала мне, что однажды в палатке бека собралось несколько курдских князей на совет. С ними был и Аслан. На совещании поднялся горячий спор, во время которого Ахмэ, сын Абдуллаха, словом оскорбил Аслана. Этот Ахмэ был известен среди курдов своей угрюмой жестокостью и необыкновенной силой. Аслан не вытерпел, бросился на обидчика и, связав его как ребенка, выгнал из собрания. Вытащив его из палатки, он хотел убить его, но все князья бросились к ним и едва удалось им освободить богатыря Ахмэ из рук Аслана. Тути видела эту борьбу, и с того дня несчастная сходит с ума по Аслану.
— Но насколько он храбрый, — добавила рассказчица, — настолько и хороший человек. Часто он утешал меня в горе по моем славном муже, часто давал советы, как я должна воспитывать моего милого сынка. Он настоящий «шейх», только корана ему недостает.
Мне очень нравился сочувственный отзыв о благородном человеке.
— Тути сумасшедшая, — сказала она, — она его не знает.
Она направилась к палаткам, оставив меня одного на берегу ручья.
Аслан вернулся с беком гораздо позже, чем мы полагали. Он тотчас попросил есть, поел и велел мне приготовиться, потому что через полчаса он и должен ехать в Ван. В то же время он открыл коробку для бумаг и хотел вложить туда толстый лист на котором, как мне показалось, была нарисована картина. Я подошел посмотреть картину. Он не скрыл ее от меня и показал. Это было изображение крепости, которую он ходил осматривать. На бумаге была нарисована крепость с башнями и развалинами, горы, тропинки и все окрестности. Все это было точно живое. Это было делом рук талантливого Аслана. Он с большим искусством пользовался черным карандашом. Я в первый раз видел такой чудный рисунок!
Аслан, увидев, что мне это очень понравилось, показал мне несколько других бумаг. Но то не были картины. Я в них ничего не мог понять. Мне представлялись только начерченные на бумаге штрихи, которые отличались друг от друга разными цветами.
— Что это такое? — спросил я у Аслана.
— Географическая карта Ванской области, — отвечал он.
Я опять-таки не мог ничего понять.
— На этих бумагах, — сказал он, — начерчены все деревни, горы, реки, поля Ванской области, словом все, что сотворили природа и люди.
— Покажи мне деревню, — сказал я ему.
Он показал мне что-то вроде буквы «о», около которой нарисован был маленький крест.
— Это, — сказал он, — деревня богоматери, куда ты ходил на богомолье. А этот крест — монастырь.
— Какая же это деревня, когда в ней не
Он только засмеялся и ничего не ответил.
— Эти карты тоже рисовал ты сам?
Он утвердительно кивнул головой.
— А на что они нужны?
— Когда доктор хочет лечить человека от какой-нибудь болезни, он прежде всего должен познакомиться с устройством его тела, — отвечал он. — И если мы хотим принести какую-нибудь пользу нашему отечеству, мы прежде всего должны узнать его.
Наши лошади стояли перед палаткой. Для меня бек велел оседлать одну из своих лошадей. Я объявил ему, с каким условием я принял лошадь, подаренную мне предводителем армян-кочевников, и прибавил, что теперь я имею право взять его подарок, так как моя лошадь не найдена. Поэтому, мол, беку не к чему было тревожить своих лошадей.
— Ваша лошадь находится в числе найденных, так как вместо нее у нас теперь десять лошадей, — сказал бек серьезным тоном. — А лошадь, подаренную тебе начальником армян-кочевников, я уже давно возвратил ее хозяину.
Я был вынужден принять подарок бека, к которому он прибавил еще пару пистолетов, говоря:
— Примите и эти пистолеты, как подарок от меня. Они сделаны в Бахчисарае. Каждый раз, когда вам удастся убить ими кого-либо из ваших врагов, вспоминайте всегда езидского бека.
Аслан был до такой степени близок к семье бека, что вошел даже в женское отделение и попрощался со всеми. Все провожали нас очень радушно. Только одно лицо было недовольно. То была прекрасная Тути. Она плакала стоя одна за палаткой.
Солнце зашло, когда мы сели на лошадей. Я никак не мог понять, почему Аслан отправлялся в путь всегда ночью…
Глава 44.
СУМАСШЕДШИЙ СВЯЩЕННИК И ДОКТОР
На следующий день утром мы прибыли в армянское село, расположенное недалеко от Вана.
— Здесь нужно будет немного отдохнуть, — сказал Аслан.
Я был очень доволен, так как мы всю ночь ехали и ни на минуту не смыкали глаз.
Аслан подъехал к дому, который, как выяснилось, принадлежал священнику. Я последовал за ним.
Священник был известен в этих краях под прозвищем — «дали кешиш», что означает «сумасшедший священник». Но он был не из тех сумасшедших, которые лишены разума. Прозвище это он получил за свою дикую отвагу.
Когда мы подъехали к дому, священник был занят тем, что перед домом избивал каких-то связанных людей.
— Что это, батя? — спросил Аслан. — Опять ты взял в руки посох справедливости!
— Этих негодяев надо немного проучить, — небрежно ответил он и подошел к нам. — Ну, слезайте, у меня есть хорошая водка и вино, только что привезенные из Вана.
— Но прежде чем мы приступим к выпивке, вели-ка отпустить «этих негодяев», — смеясь, сказал Аслан.
— Нет, уж вы не вмешивайтесь в мои судебные дела. Негодяи должны быть наказаны, — отвечал он. — Войдите в дом.
Преступники были два курда, угнавшие из стада деревни трех коров. Узнав это, Аслан уже не ходатайствовал об их освобождении.
Мы вошли в дом.
Священник ввел нас в горницу, которая служила и гостиной и спальней. Но он называл ее «диванхана», т. е. «дом суда».