Искупление грехов
Шрифт:
Сколько Нойги попортил крови Касану в детстве, столько же Касан выпил из него за последний год. Уничтожать Нойги как начальника оказалось на удивление упоительно. Смешнее всего было то, что бывший мучитель Касана так и не вспомнил. Не удосужился заглянуть в личное дело. При этом Нойги с первого дня в компании расхваливал себя на все лады: к подчинённым он будет внимателен и заботлив, к провинившимся строг. И при этом не проверил личные дела? И какой же это «хороший руководитель»?
Касан был неумолим. Десять лет работы в компании дали ему такой авторитет и знание процессов, что у Нойги не осталось ни шанса. Отрытый бунт Касан поднимать не стал — здраво расценив, что заменить и уволить
Касан рисковал своей пенсией. Впервые за многие годы он пошёл ва-банк. Вновь увидев Нойги, Касан осознал, что не может оставить своего давнего обидчика безнаказанным. Он давно позабыл имена всех мучителей и до, и после Нойги. Но вот его запомнил. И ещё Касану нравился риск: было приятно идти по самой грани — иногда оказываясь так близко к провалу, что вывернуться удавалось в последний момент.
Самое смешное было в том, что даже на неприкрытый саботаж со стороны Касана коллеги закрывали глаза. Гораздо проще было всё валить на новое руководство — неопытное и чересчур активное. Другое дело — если дать начальству освоиться, завести друзей, заработать репутацию. Но Касан не собирался давать старому обидчику ни шанса. И он победил: месяц назад Нойги с позором был снят с должности — с соответствующей записью в личном деле. Касан помнил взгляд, которым бывший мучитель — и теперь уже бывший начальник — обводил отдел, пытаясь понять, чем он заслужил такое отношение и такую судьбу. Но на Касана он так и не посмотрел.
В памяти неожиданно всплыло лицо отца. Не того, которого Касан помнил из детства, а того, который выставлял его из дома. Старого военного, прослужившего всю жизнь своей стране. Морщины у глаз, седые волосы и разочарование во взгляде и в голосе, а ещё неисчерпаемая усталость:
«Ты даже постоять за себя не можешь. Касан, ты вообще ничего не хочешь от жизни. А мне так нужна была опора на старости лет… И мне, и маме. И как я могу на тебя опереться? Как ты стал моей самой большой ошибкой? Уходи, Касан! Попробуй жить своим умом. Может быть, тогда… А если нет, то лучше на тебя и не надеяться».
«Вот и не надо надеяться, папа! Не надо!» — мысленно ответил ему Касан, а ведь тогда, много лет назад, он промолчал. Зато теперь всё-таки сделал то, чего хотел от него отец — отомстил. И сейчас его бывший мучитель сидел без работы, теряя баллы на пенсию, а он, Касан, наслаждался заслуженным отдыхом. Враги повержены, и наступила справедливость!
Касан решительно надел на голову виртуальный шлем. Кольнули контакты, обрабатывая мозг — и через секунду тело исчезло. Касан висел в пустоте, а на него надвигалась огромных размеров заставка новой игры. Треугольник загрузки быстро заполнялся, мигая зелёным. Откуда-то издалека донёсся мелодичный голос:
«Приветствуем вас! Вы начинаете своё необыкновенное путешествие в волшебных мирах. Выберите расу персонажа».
Заставка растаяла, и появилось меню выбора расы. Первая раса — всегда человек. Но Касан человеком быть не хотел. Он мысленно потянулся к окошку меню, чтобы переключиться — но не смог. Значок загрузки продолжал мигать зелёным, так и не заполнившись до конца. Оставалось подождать ещё пару секунд. Треугольник окрасился красным.
«Да что такое?!» — возмутился Касан, внезапно ощутив какой-то дискомфорт. Треугольник продолжал мигать, а потом… шлем неожиданно отключился. Перед глазами вновь появилось тёмное забрало — вот только поднять руку,
Брелок связи… Горячая кнопка вызова… Это решит вопрос. При вызове скорой брелок разблокирует дверь и впустит медиков. Но какой же противный был писк у звонка… Десять минут назад Касан отложил брелок подальше, чтобы тот внезапно не помешал игре. И теперь его рука тянулась к брелоку… Ещё чуть-чуть… Немного… Нет!..
Боль стала сильнее — она нарастала и нарастала, а Касан задыхался, дёргался и пытался дотянуться до проклятого брелока. Сорок лет он ненавидел эти устройства… Сорок лет старался игнорировать их… И в тот единственный раз, когда они понадобились, в тот единственный раз, когда могли спасти его — проклятый брелок не хотел ему помочь.
Рука опустилась, в глазах помутнело — а потом навалилась тьма.
«А мне так нужна была опора на старости лет — мне… Шрам!.. Шрам!».
Я проснулся, ощущая всё тот же мокрый холодный пот, что и во сне. Рядом с моей лежанкой на корточках сидел Долдон:
— Шрам! Там это… вернулись новые серые! Эр-нори сказал срочно будить.
— Хорошо, Долдон. Спасибо! — ответил я, пытаясь прийти в себя. Сон всё ещё стоял перед глазами, заставляя ощущать страх смерти. Не своей смерти — смерти того Касана.
— Сказал срочно! — упрямо повторил Долдон.
— Понял. Беги и скажи, что я буду через минуту, — проговорил я, начиная подниматься. Проклятый Касан с его совершенно бесполезной жизнью никак не хотел покидать мою голову. Оставалось надеяться лишь на то, что он не поселится во мне, как Катуавр. Но стоило мне подумать об этом, как я вдруг понял, что Касан был во мне уже давно. Ещё со школы нерождённых он отлично справлялся с попытками повторить свою жизнь.
Стояло раннее утро. Я отхлебнул воды из фляжки, сгоняя сонную муть, и поплёлся к наблюдательному пункту. К моему удивлению, там были не только Эр-нори и Долдон, но и Нож с Сучем. Мне ещё издали начали сигнализировать, чтобы я пригнулся. К самому краю обрыва я уже подползал, полный сомнений и страхов.
— Сегодня утром пришли, — выдохнул Эр-нори мне на ухо. — Полюбуйся только!
Деревня ожила. Будто и не было этой сонной скуки всех предыдущих дней. Серые люди столпились в центре, окружив вновь прибывших. В них-то я и опознал тех самых прошлогодних врагов. Прибывшие были одеты в кожаные одежды — многие носили элементы людских доспехов, причём трое имели совсем новые части. Они возбуждённо что-то объясняли своим соплеменникам, активно жестикулируя, а те послушно внимали.
— Посмотри под ноги их главному, — угрюмо посоветовал Суч.
Главного определить было совсем не сложно — именно он красовался в самом свежем нагруднике и наручах. У него под ногами лежало какое-то серое тряпьё, и только изрядное упорство позволило мне в этом самом тряпье опознать нашего провожатого. Из всей одежды на нём остался только изодранный до безобразия серый плащ для выхода в Дикие Земли. Но если у тебя отрезали руки и вырезали куски кожи — плащ волнует меньше всего. Лыба пошевелился, и картина стала яснее — он был пойман и частично использован в качестве еды. Руки, похоже, перетянули, чтобы он сразу не истёк кровью. Ноги, видимо, не тронули лишь потому, что никто не хотел его тащить.