Искупление любовью

Гейтс Оливия

Ему еще никогда не было так страшно, как в тот момент, когда он произнес эти слова. Казалось, ее съежившееся тело рассыплется на части в его руках, а из покрасневших глаз хлынут слезы.

Тогда он, полный раскаяния, крепко прижал ее к себе, словно желая спрятать внутри себя.

– Пожалуйста, прости меня… Я не хотел тебя расстраивать… Я просто сошел сума от беспокойства. Не позволяй отчаянию тобой завладеть. Все будет хорошо, только не сдавайся. Клянусь, на этот раз я буду рядом и сделаю все, чтобы помочь тебе преодолеть эту ужасную зависимость.

Но ее рыдания только усилились, когда она между всхлипами произнесла слова, заставившие его похолодеть.

– О боже… з-значит,

вот почему т-ты испытывал ко мне отвращение… я всегда боялась, что это п-произойдет, если т-ты узнаешь…

– Нет-нет, я только хотел тебе помочь, но ты не говорила мне правду, а я долго не знал, что делать, затем решил заставить тебя признаться, принять мою помощь…

Внезапно Камал остановился. Он понимал, что за этим должно последовать объяснение, почему он не только не помог Элии, но и бросил ее. Не было слов, которыми Камал мог бы выразить свой стыд, свою вину, но он знал, что должен как-то ее поддержать.

Элия попыталась высвободиться из его объятий, но ей не хватило сил. Тогда он поднял жену и отнес на диванчик у окна с видом на море. Бережно усадив ее, он опустился на колени перед ней.

По-прежнему не глядя на него, она наконец прошептала:

– Перестань так на меня смотреть. Я не наброшусь на тебя под воздействием наркотиков, если тебя это беспокоит. Я действительно принимала мультивитамины.

Тогда он коснулся дрожащими пальцами ее мокрого от слез лица, умоляя посмотреть на него.

– Единственное, о чем я думаю, это о том, как тебе помочь.

Наконец она посмотрела на мужа, и он с радостью принял боль, которая пронзила его при виде ее страданий.

– Так же, как хотел помочь тогда? Ты проделал огромную работу. Как мои родители до тебя. Благодарю, но мне не нужна ни твоя помощь, ни еще чья-либо. Кстати, те таблетки, которые ты нашел моей квартире, когда меня там не было…

– Элия, дорогая… Я клянусь тебе…

Но она неумолимо продолжала:

– Я их спрятала, потому что стыдилась своей грязной маленькой тайны, но это не то, о чем ты подумал. Мои родители заставляли меня их принимать с шести лет, думая, что у меня синдром повышенной активности. Вскоре они поняли, что либо врачи поставили неправильный диагноз, либо лекарства совершенно не подходили мне. Перед ними стоял выбор: либо продолжать давать мне таблетки, и я была бы как зомби, либо прекратить, и я была бы на грани самоубийства. Они выбрали второе и заперлись вместе со мной в четырех стенах.

Застонав как от боли, Камал склонился над ней, но Элия выставила вперед ладонь.

– Тогда я поняла, почему мне всегда казалось, будто я наблюдаю за миром через забор. Клянусь, что больше никогда не употребляла этих таблеток. Борьба была длительной и трудной, но я победила, и родители меня отпустили. Первые месяцы своей самостоятельной жизни я прожила словно в аду. Я отчаянно боролась с депрессией, чтобы не сорваться снова. Отвыкание проходило очень болезненно. У меня были все симптомы «ломки». Я терпела изо всех сил, но люди сторонились меня. Но мне было все равно, что думали обо мне люди. Я была решительно настроена продержаться до конца. Но период отвыкания затянулся надолго, и я уже начала думать, что зависимость от таблеток и их ужасный побочный эффект лучше, чем «ломка». Затем я встретила тебя, и у меня появилась надежда. Теперь мне было что терять. Во мне забурлила энергия, и я испугалась, что она может перелиться через край, как в детстве. Мне нужна была психологическая поддержка. Поэтому я купила таблетки и спрятала их лишь для того, чтобы мне было спокойнее. Клянусь, что никогда их не принимала. Но когда ты спросил меня, не употребляла ли я в юности наркотики, я запаниковала. Мне было так стыдно осознавать, особенно

перед тобой, таким уверенным в себе и лучшим во всех отношениях, что я большую часть своей жизни находилась в зависимости от таблеток, а оставшуюся – в «ломке». Я думала, ты начнешь испытывать ко мне отвращение. Именно поэтому я и сказала «нет». Но это не было ложью. Я никогда не принимала наркотиков добровольно. Затем ты меня бросил, и в беспросветном отчаянии, которое за этим последовало, я нуждалась в притуплении чувств, которое давали таблетки. Боль была такой невыносимой, что я чуть было не сдалась. Но все же выстояла. За два года я научилась смотреть в глаза реальности и твердо стоять на ногах. Я начала рисовать, научилась ездить верхом и сражаться на мечах. И вот теперь, когда я думала, что нашла свой жизненный путь, мой мир снова перевернулся и уже ничего не будет как прежде…

Камал чувствовал мучительную боль, которая простиралась в бесконечность без надежды на исцеление. Ту, которая побуждает людей сводить счеты с жизнью.

Но собственные чувства не имели для него значения. Только ее. Он должен дать ей объяснение. Не оправдывать себя, а показать, что в своих поступках руководствовался фактами, хоть и ошибочными. Надеяться, что когда-нибудь Элия сможет его простить.

Тогда он впервые попытался выразить словами свою первую боль, которая таилась в его душе все эти годы.

– Когда мне было двадцать два, мой кузен и друг детства Хоссам умер от передозировки. Но душевную рану мне нанесла не его смерть, а то, что происходило в предшествующие годы. Он стал наркоманом в пятнадцать, и происходящие с ним перемены медленно подтачивали меня изнутри. Его родители и я пытались сделать все возможное, чтобы его спасти, а он в ответ обрушивал на нас свою ярость и ненависть. Затем поддерживающая терапия начала приносить положительные результаты, он стал потихоньку выкарабкиваться, и мы боялись нарушить этот хрупкий баланс. Но ему все же удалось выскользнуть из-под нашего наблюдения и взяться за старое. Его ложь, вспышки ярости и наши неоправдавшиеся надежды опустошили нас. Затем он умер, оставив нам еще одну причину для угрызений совести – наше облегчение от того, что все наконец кончилось.

Воцарилось тяжелое молчание. Элия заговорила первой.

– Так вот почему ты меня бросил. Думал, что из-за меня тебе придется пройти через тот же ад. – Ее шепот отзывался болью у него внутри.

– У меня были такие мысли, но я не поэтому.

Язык и губы еле шевелились, словно его парализовало. Камал знал, что наступил момент истины. Он должен быть честен перед ней и самим собой. – Нет, ты права. Я еще недостаточно тебя любил и потому искал причину не бороться за тебя, чтобы избежать повторения ужасных мук. Я обвинил тебя по всем статьям, даже не выслушав.

– По всем статьям? – удивилась она. – Я была виновата перед тобой в чем-то еще?

Сгорая от стыда, Камал, не в силах смотреть жене в глаза, опустил голову ей на колено и признался в остальном. Когда Элия наконец нарушила молчание, последовавшее за этим признанием, ее голос был полон горечи:

– Шейн… Я никогда даже не подозревала… Я поверила всему, что он мне сказал… Шейн был так добр ко мне, как брат, которого у меня никогда не было, и он воспользовался моим доверием. О боже… Когда ты меня бросил, со мной случилась истерика прямо у него на глазах. Я искала объяснение нашему разрыву, и Шейн рассказал мне о твоем визите. О том, как он пытался тебя убедить, что между нами ничего нет, но ты якобы сказал, что тебе это безразлично, потому что я тебе не нужна. И твое поведение во время нашей последней встречи подтверждало его слова. Это Шейн во всем виноват. Это он настроил нас друг против друга…