Искушение фараона

Гейдж Паулина

– Нет, не боюсь. Нет… Дело не в этом…

Его радость стала быстро улетучиваться.

– Мне кажется, тебе следует обо всем мне рассказать, – произнес он со всей серьезностью.

Вместо ответа она соскочила с постели и, быстро пройдя мимо него, принялась ходить по комнате. Пламя в лампе встрепенулось и задрожало от порыва воздуха, на стенах заплясали тени. Хаэмуас наблюдал за ней.

– В этом доме меня не любят, – медленно произнесла она. – Нет, совсем не любят. Нубнофрет питает ко мне одно лишь презрение. Гори вообще отказывается со мной разговаривать. Когда он думает, что я не вижу, он кидает на меня мрачные и злобные взгляды, а от его холодных глаз меня просто в дрожь бросает.

Шеритра, хотя и с радостью принимала мою дружбу и следовала моим советам, очень переменилась с тех пор, как я поселилась здесь. Теперь она избегает меня. – Табуба резко обернулась и стояла, глядя ему прямо в лицо, – призрачное видение в полумраке комнаты, огромные провалы глаз зияли темными кругами, губы подергивались. – Я здесь очень одинока, – тихо прошептала она. – И только твоя добрая воля ограждает меня от враждебности всей семьи.

Хаэмуаса потрясли ее слова.

– Но, Табуба, мне кажется, ты преувеличиваешь! – стал возражать он. – Ты не должна забывать, какой размеренной, какой привычной была наша жизнь прежде. С твоим появлением неизбежны определенные перемены. Им всем необходимо время, чтобы привыкнуть!

Она сделала шаг ему навстречу. Облако растрепанных волос, казалось, сливалось с окружающей темнотой, черным огнем горели глаза.

– Время ничего не исправит, Хаэмуас. Я делаю все, что в моих силах, но под тонким покровом их любезности таится глубокая враждебность по отношению ко мне. От тебя они, конечно же, скрывают свое истинное отношение, но они – словно стервятники, только и ждут, чтобы ты оставил меня без своей защиты, и вот тогда они не упустят случая проявить всю свою злобу.

Хаэмуас уже открыл было рот для самых пламенных возражений, но тотчас вспомнил горькие и гневные слова Нубнофрет и промолчал. Он пристально смотрел на Табубу, а потом сказал:

– Не могу поверить, чтобы кто-то из моей семьи желал тебе зла, Табуба. Все они благородные, высоко культурные люди, а не какие-то разбойники с большой дороги, которые мало чем отличаются от диких зверей.

– Но ты не видишь того, что вижу я! – воскликнула она. – Взгляды за спиной, полные ненависти, мелкие оскорбления, подчеркнутое невнимание! – Она прикрыла руками живот. – Но я беспокоюсь не за себя. Я люблю тебя, и главный смысл моей жизни – сделать счастливым тебя, Хаэмуас. Но у нас будет ребенок. И я боюсь за свое дитя!

Ее волнение возрастало на глазах, в голосе слышались высокие истерические нотки, ладони, сложенные на голом животе, сжимались с кулаки. Платье соскользнуло с ее плеч, и она стояла перед ним, охваченная страхом и тревогой, от этого не менее прекрасная и желанная. Хаэмуас чувствовал, как при виде ее безудержного волнения его страсть разгорается с новой силой. Он сделал попытку ее успокоить.

– Табуба, женщине, ждущей ребенка, свойственны необоснованные страхи, ты ведь и сама знаешь, – сказал он. – Подумай, ну что ты говоришь! Ты живешь у меня в доме, а не в гареме какого-нибудь полудикого правителя чужой земли. Ты – моя жена. Я счастлив оттого, что у нас будет ребенок, и этому будет рада и вся моя семья.

Она подошла ближе.

– Нет, они не будут рады, – возразила она. – Ты – царевич крови, Хаэмуас, и твои потомки принадлежат всему Египту. Все без исключения, и этот тоже. – Она обхватила руками живот. – Они занимают отведенное им место в линии наследования престола Гора. И для Гори на кон поставлено гораздо больше, нежели для сына какого-нибудь простого купца, чья Вторая жена ждет ребенка. И он, и все прочие сделают все, чтобы лишить мое дитя его законных прав на престол, если что-нибудь случится с тобой. Мой ребенок станет для них угрозой. Неужели ты не понимаешь?

Теперь он начал понимать, и все происходящее

вовсе ему не нравилось. Неужели это правда? Я знал, что они не слишком-то жалуют Табубу, но надеялся, что со временем это недовольство смягчится. Однако с появлением ребенка у его семьи появлялся лишь новый повод для тревоги. Он попытался представить, как будут развиваться события в случае его внезапной кончины, и ему стало не по себе. Табуба останется тогда абсолютно беззащитной, и от чего конкретно ей придется защищаться? Он легко представил себе, до каких пределов может дойти неприязнь Нубнофрет, угрюмая отстраненность Гори и эта недавно возникшая резкость Шеритры. Спорить здесь не приходится. Похоже, Табуба говорит правду. Она стояла теперь перед Хаэмуасом, с трудом переводя дыхание. По ее щекам текли слезы.

– Ты любишь меня, Хаэмуас? – спросила она сдавленным голосом. – Любишь?

– Табуба! Я люблю тебя сильнее, чем ты можешь себе представить! – воскликнул он.

– Тогда помоги мне. Прошу тебя. Я – твоя жена, и твой долг – защищать меня. Но еще важнее твой долг перед этим еще не родившимся ребенком. Откажи Гори и Шеритре в праве наследования в пользу нашего дитя. Сделай это прежде, чем его постигнет какая-нибудь ужасная участь. Лиши их этой страшной власти, чтобы я могла жить под этой крышей в мире и спокойствии и мечтать о том времени, когда появится на свет плод нашей с тобой любви. Иначе… – Она наклонилась над ним, упираясь обеими руками в колени, и пристально посмотрела в лицо Хаэмуасу. – Иначе я должна буду развестись с тобой и покинуть этот дом.

Ему показалось, что она его ударила. Грудь сдавила боль, и ему стало трудно дышать.

– О боги, Табуба… – простонал он. – Ты ведь не хочешь на самом деле… Нет никаких причин для таких ужасных решений… Ты ведь не думаешь серьезно…

Она плакала.

– Поверь мне, милый брат, с тех пор, как я поняла, что жду ребенка, я не могу думать ни о чем другом, – сказала она. – Нубнофрет никогда не захочет меня принять. Она заявила мне в лицо, что у меня сердце шлюхи. А Гори…

– Что? – резко воскликнул он.

Она покачала головой:

– Ничего. Но прошу тебя, умоляю, исполни мою просьбу. Ты добрый человек и не способен почуять зло, притаившееся прямо под носом. О Гори позаботится фараон, а Шеритра несомненно выйдет замуж за какого-нибудь благородного господина. Это не причинит им страданий! Страдать будет только мой сын, если ты помедлишь со своим решением!

– Нубнофрет, моя Нубнофрет назвала тебя шлюхой? – медленно проговорил он, и Табуба кивнула.

– Да. Клянусь тебе всеми богами, что говорю истинную правду. Перепиши свое завещание, царевич. Если богам будет так угодно, ты собственными глазами увидишь, как наш сын вырастет и станет взрослым, и тогда это уже не будет иметь значения. Если же нет… – Она развела руками. – Я люблю тебя безмерно. И всегда любила. Не разрывай мое сердце, не заставляй покидать тебя.

Хаэмуас утратил способность размышлять здраво. Ему хотелось рассуждать логически, привести ей какие-нибудь разумные доводы, но сознание не повиновалось, его охватил панический ужас оттого, что она права, и оттого, что она может исполнить свою угрозу и покинуть его. «Я не могу без нее, – думал он. – Я не могу вновь вернуться к той жизни, которую вел когда-то. Прежнее существование обернется для меня отчаянием, одиночеством и тоской. Оно будет подобно смерти. Эта женщина изменила меня. С самого начала она перевернула мою жизнь и мою сущность. Я больше не тот Хаэмуас, кого так хорошо знала Нубнофрет, кто был отцом Гори и правой рукой Рамзеса. Я – любовник Табубы, и ничего более». Одним движением сильной руки он сгреб Табубу в охапку, грубо притянул на постель и страстно обнял.