Искушение фараона
Шрифт:
– Пенбу! – позвал Хаэмуас. Он знал, что в эту минуту писец уже дежурит у дверей его кабинета, ожидая распоряжений господина. – Входи. Есть почта из Дельты?
Закончив диктовать ответы на письма, Хаэмуас вспомнил, что ему следует объясниться с дочерью и попросить у нее прощения. Он отправился искать Шеритру. Хаэмуас нашел ее в маленьком вестибюле у заднего входа в дом. Она смотрела, как домашняя змея пьет молоко, выставлявшееся для нее каждое утро. Шеритра улыбнулась отцу.
– Мне кажется, она способна испытывать благодарность, – заметила она. – Если рядом кто-то есть, то она,
Хаэмуас поцеловал дочку в гладкий лобик.
– Я должен извиниться перед тобой, Шеритра, за вчерашний вечер, – произнес он покаянным тоном. – Я занимался кое-какой работой и совсем позабыл о своем обещании.
– Я тебя прощаю, – произнесла она в шутливо-торжественном тоне, – но за это ты должен будешь почитать мне сегодня в два раза дольше обычного. Ах, отец, – продолжала она, я ведь уже не ребенок и не буду плакать в подушку или беситься от ярости, если про меня вдруг забыли. Я все прекрасно понимаю.
«Но все же иногда ты плачешь в подушку, – думал Хаэмуас, глядя на дочь, которая опять занялась змеей, по-прежнему лежавшей неподвижно, погрузив мордочку в белую молочную пену. – Об этом мне как-то поведала Бакмут, когда я попросил ее рассказать, как у тебя дела. Ты плачешь над собственной неуклюжестью, плачешь от злобы на себя. Я тоже все прекрасно понимаю».
– Сегодня я собираюсь потихоньку улизнуть из дому, – сказал он. – Хочу побродить несколько часов и вернуться не раньше чем к обеду, к первой перемене блюд. Пойдешь со мной?
Она заговорщицки подмигнула отцу.
– Меня будет ждать мама, чтобы проверить мои успехи в игре на лютне, – ответила она. – Если меня не найдут, то завтра придется выслушивать бесконечные замечания. – Она поджала губы. – Что ж, мне не привыкать. Я с удовольствием пойду с тобой, отец.
– Отлично. Я буду ждать тебя в конце сада после полуденного отдыха.
Она кивнула и присела на корточки. Змея уже подняла голову и лениво осматривалась по сторонам, обводя вокруг черными немигающими глазами. Хаэмуас ушел.
Вскоре после того, как закончился дневной отдых, Хаэмуас и Шеритра встретились в саду, сели в свои носилки и, сопровождаемые Амеком и четырьмя его воинами, отправились к гробнице. Проезжая по северным частям города, они весело болтали о пустяках, наслаждаясь обществом друг друга. Они смущенно и виновато улыбались, посмеивались, и Хаэмуас думал, что Шеритра становится почти хорошенькой, красивой, когда сердоликовые браслеты тихо позвякивают на тонких подвижных руках, покрытых загаром, а черные косы парика слегка вздрагивают, когда она говорит, и при этом чуть открывается ее изящная шея.
Прошло совсем немного времени, когда они опустились на землю в серой тени финиковых пальм, на которых едва-едва стали появляться зеленые крошечные плоды, и перед ними во всем величии открылась Саккара, простиравшаяся далеко за пределы короткой горной гряды, создававшей для древних развалин столь изысканное уединение.
Они подошли к гробнице, когда их заметил Гори. Он помахал рукой. Хаэмуас приказал носильщикам ждать в тени навесов, а сам с детьми
У Шеритры перехватило дыхание.
– Как здесь красиво! – воскликнула она. – Какое великолепие! Сюда надо привести дедушку!
– При виде этой росписи он лишь еще раз убедится в бездарности собственных живописцев, – справедливо заметил Гори. – Отец, ты ведь пошлешь ему списки?
– Я всегда посылаю ему копии. – Хаэмуас взял Шеритру под локоть. – Ну как, дорогая, хочешь взглянуть на усопшего?
Шеритра не стала кричать от страха. Она серьезно кивнула, и они – отец с одной стороны, Гори с другой – прошли, наклонив головы под низкой притолокой, в погребальный зал усыпальницы.
Свет внутри был более мягким и рассеянным. В глубине просматривались темные громоздкие очертания двух capкофагов, надо всем царила властная фигура Тота. Трое людей подошли к усопшим. Шеритра молчала. Она по очереди склонилась над мертвыми телами и пристально их рассматривала.
– Это царевна Агура, – объяснил ей Хаэмуас. – А имя царевича нам не известно. Их сын, по-видимому, похоронен где-то в другом месте. Возможно, когда работа здесь закончится, нам удастся выяснить что-нибудь еще.
– Мне жаль их, – тихо произнесла Шеритра. – Конечно же, замечательно в благословенном царстве мертвых восседать в тени священного дерева сикоморы, но все же, отец, должна признаться, что меня охватывает бурная радость при одной только мысли о том, что скоро мы все усядемся в носилки и отправимся домой, где нас уже поджидает настоящий пир, устроенный мамиными стараниями.
– Шеритра, какая же ты обжора! – стал дразнить ее Гори. Она что-то ответила ему со смехом, и Хаэмуас уже не вслушивался в слова их шутливой перебранки. Теперь он сам внимательно рассматривал мертвые тела. Ничего не изменилось. Точно так же, как и вчера, выглядели даже обрывки нитей, до недавнего времени скреплявших свиток с рукой царевича. Хаэмуас почувствовал огромное облегчение, причину которого он был не в состоянии объяснить. Он чувствовал прилив счастья, его охватило безудержное, ребяческое веселье.
– Сколько потребуется времени на то, чтобы закончить работу и опечатать гробницу? – спросил он у Гори.
Молодой человек задумался.
– Трудно сказать, – ответил он. – Все зависит от работы живописцев. Но поскольку ремонта не требуется, совсем скоро можно будет совершать ритуальные подношения.
– Я полагаю, нам следует закрыть гробы крышками, – медленно проговорил Хаэмуас. – Нехорошо, если они останутся лежать так. Кроме того, если все же когда-нибудь сюда заберутся грабители, они не станут трогать с места крышки, чтобы снять амулеты.