Искушение искушенных
Шрифт:
Неожиданно король поднялся и сошел со ступенек трона. Побежденная королева почувствовала, как он берет ее руки в свои, а затем услышала мягкий, полный жалости голос:
– Нет такого греха, который нельзя было бы простить, мадам, если сердце преисполнено подлинной муки. Кузина, ваша скорбь тронула мою душу. Поднимитесь и займите место среди дам. Они утешат вас в вашей горести, ибо я не хочу, чтобы здесь были победители и побежденные – все мы принадлежим одному королевству и покорно склоняемся перед одним лишь господом.
Ошеломленная Изабелла не верила своим ушам. Она думала, что ее встретят с холодным и насмешливым презрением – быть может, даже подвергнут тюремному заключению… Она подняла голову, и впервые взор ее, устремленный
– Разве вы не знаете, что падшие мира сего возвысятся в мире ином? Будем отныне жить в мире, дорогая кузина, и забудем прошлое.
Однако Изабелла забыть не могла. Уязвленное сердце откликнулось на величие и жалость короля Людовика, но не простило тем, кто обрек ее на эту жалость.
Считая себя обманутой и преданной, Изабелла не замедлила это показать. Когда вечером Гуго де Лузиньян пришел к ней, чтобы спросить, угодно ли ей будет утром вернуться в Ангулем, она отвела взгляд и сухо произнесла:
– Я никогда не вернусь в Ангулем. Здесь мы расстанемся навсегда, Гуго!
– Что вы хотите сказать?
– Я хочу сказать, что больше не желаю видеть никого из тех, кто был свидетелем моего позора. И хочу обрести убежище, где мне придется склонять колени перед единственным сюзереном, власть которого я признаю. Единственное место, где королева Англии может обрести душевный покой и уважение к самой себе, – это аббатство Фонтевро.
Ничто не могло смягчить безжалостную женщину. Не обращая внимания на слезы мужа и мольбы сыновей, она в тот же вечер направилась с небольшим эскортом в долину Луары, где находилось богатое бенедиктинское аббатство. Там уже спали вечным сном великие предки нынешних королей – Элеонора Аквитанская и Ричард Львиное Сердце. Измученная душа опальной королевы нашла приют в царственном безмолвии этих стен. Спустя три года она умерла, так и не обретя утешения.
А для человека, который беспредельно любил ее на протяжении всей жизни, оставался только один выход – следовать тем путем, который избрал монарх, наконец-то признанный всеми.
Коронованный святой, завоевавший сердца подданных величием и добротой, отправился освобождать Гроб Господень. Вместе с ним в крестовый поход ушел и Гуго де Лузиньян. Он пал смертью героя при осаде Дамьетты, но перед тем как испустить последний вздох, взял клятву с сопровождавшего его в походе младшего сына, что тот доставит его тело в Ангулем. Не имея права покоиться в королевском аббатстве Фонтевро, верный возлюбленный Изабеллы желал быть похороненным в ее родном городе. И у ворот Ангулема до сих пор можно видеть развалины аббатства, где Гуго де Лузиньян дожидается наступления Вечности.
Одна из двух роз
(Маргарита Анжуйская)
(1445 год)
Можно быть солдатом, с закаленной в тысяче битв шкурой, с очерствевшим от ужасов войны сердцем, иметь жену и ребенка, не верить никому, кроме себя самого, – и вдруг в одно прекрасное утро оказаться слабым и беззащитным перед ясным взором девочки-подростка…
Именно это и произошло мартовским утром 1445 года с послом английского короля Уильямом де ла Полом, графом Суффолком, у подножия главного алтаря в соборе города Нанси. Опытный воин был захвачен врасплох. Он прибыл во Францию в дурном расположении духа, ибо никогда не любил французов, с которыми воевал всю жизнь. Не нравилась ему и сама страна, которая была уже почти завоевана, но пренебрегла своим счастьем и ухитрилась выскользнуть из рук английского монарха. Конечно, всему виной была эта ведьма Жанна по прозвищу Дева! Именно она под Орлеаном разбила наголову не только его самого, но и старого полководца Джона Толбота – до той поры непобедимого. Сверх того, эта наглая девчонка, как ему донесли, осмелилась именовать его «Пулем», [3] чем и доказала полное свое невежество, – подумать только, до такой
3
Poule (фр.) – курица. (Прим. пер.)
– Чтобы я еще когда-нибудь отправился в эту проклятую страну! – сказал себе Суффолк, вернувшись в родной дом после перемирия. – Да пусть меня лучше повесят!
Однако именно Суффолка кардинал Уинчестер, дядя молодого короля Генриха VI, назначил послом и представителем монарха во Франции – ему предстояло от имени своего сюзерена заключить брачный союз с французской принцессой. Хуже этого и быть ничего не могло!
Впрочем, следовало учитывать, что времена изменились… Этому браку юного Генриха VI с Маргаритой Анжуйской, племянницей короля Карла VII, придавали чрезвычайно большое значение в Лондоне: партия мира прилагала все усилия, чтобы завершить наконец войну, которая продолжалась сто лет. Да и сколько можно было упорствовать? Англичане были изгнаны отовсюду, в стране воцарилась анархия, и обескровленное королевство, растратившее попусту золото и войска, медленно клонилось к упадку. Между тем в силу поразительного стечения обстоятельств жалкий французский принц, признаваемый только в Бурже, стал после коронации в Реймсе помазанником божьим. Его окружали теперь преданные и доблестные полководцы, его сундуки ломились от золота благодаря казначею Жаку Кёру, его пушки были лучшими в Европе благодаря оружейнику Жану Бюро…
Для англичан мир был жизненной необходимостью, и грозный кардинал Уинчестер сумел убедить в этом буйный парламент, королевский совет и, главное, дядю молодого короля герцога Глостера, извечного смутьяна и признанного вожака реваншистов всех мастей.
Сначала хотели просить руки одной из дочерей Карла VII, но Уинчестер быстро отказался от этой мысли, поскольку алчность французского короля превзошла все границы. В конце концов выбор пал на племянницу Карла VI Маргариту, дочь Рене Анжуйского, короля Сицилии и графа Прованского, и Изабеллы Лотарингской. За этой принцессой давали хорошее приданое, и она, несмотря на юный возраст, считалась общепризнанной красавицей. Вот и пришлось раздраженному до крайней степени Суффолку отправляться во Францию, чтобы заключить брак с этим сокровищем от имени своего повелителя.
«Если эта девчонка вздумает вертеть мною, как захочет, я быстро вправлю ей мозги! – мысленно повторял он, желая хоть как-то утешиться. – А уж путешествие в Лондон она долго не забудет!»
Но когда Суффолк увидел Маргариту в блеске свечей, с короной на голове и в белой вуали, ему захотелось протереть глаза, чтобы убедиться в реальности этого дивного видения. Казалось, сама Дева Мария спустилась с небес и вложила свою сверкающую руку в его дрожащие пальцы…
Красавица? О, жалкие глупцы! Эта девушка источала свет, ослепляла громадными озерами глаз, сиянием чарующей улыбки. Маргарите было пятнадцать лет, и она словно воплощала собой изящество, юность, свежесть. У Суффолка внезапно защемило сердце, и он невольно подумал, как повезло его молодому господину. А этот взгляд! Когда она на него взглянула, все в нем перевернулось. И он понял, что никогда уже не будет прежним – таким, каким был всего секунду назад. Отныне ему суждено быть верным слугой и покорным рабом этой девушки, которая стала его королевой…
Между тем Маргарита Анжуйская тоже была потрясена: ее поразил этот мужественный гигант. Его светлые волосы посеребрила седина, грубое лицо было испещрено шрамами – следами множества сражений, но взгляд голубых глаз был простодушен, как у ребенка. Ей говорили, что ему почти пятьдесят лет, и она ожидала увидеть согбенного старика, однако гибкому и мускулистому телу этого мужчины мог бы позавидовать любой юноша, и принцессе вдруг стало жаль, что он ведет ее к алтарю лишь как представитель короля.