Искушение силой
Шрифт:
Салага так и сидел на нижней ступеньке, привалившись затылком к холодному железу, закрыв глаза и, казалось, отключился от действительности.
То, что это не так, стало понятно буквально ещё через минуту, когда командир добрался до самой границы Бездны и рассматривал с кучи крошеного железобетона заросший пустырь.
— Нет! Нет, нет, нет! — Салага резко распахнул глаза и уставился куда-то в сторону. Его лицо исказилось в ужасе, и было видно, что он силится сказать что-то ещё, но не может, пытаясь побороть спазм, перехвативший его дыхание.
Резкий свист
Здоровяк подхватил Салагу и с ним на плече одним прыжком вломился в прицеп, с лязгом изнутри запирая дверь. Трактор рыкнул, выбросил густой клуб солярного выхлопа и, повинуясь нервным движениям Сержанта, начал движение на выезд с поляны. Хлипкая на вид складная лестница при этом забавно подпрыгивала, грозясь оторваться.
Дорога, по которой двигался трактор, делала небольшой изгиб в сторону пустыря, и мне стал понятен замысел командира. Возвращайся он, даже бегом, на саму поляну, то времени на это ушло бы довольно много. Командир двигался наперерез эвакуационному маршруту и буквально через минуту должен был пересечься с группой, забраться в кабину по так и оставленной для него лестнице. При этом уже сейчас он был под прикрытием двух пулемётов и одной снайперской винтовки. Здоровяк, поднявшийся на огневую позицию, установленный под рукой аналогичный пулемёт пока игнорировал, в прицел винтовки обшаривая округу и выискивая угрозы.
На мой же дилетантский взгляд вокруг всё было спокойно. Утренний сумрак отступал неохотно, всё никак не давая свободы новому дню, и окружающие развалины смотрелись ещё более мрачно, чем обычно. Но не более того. Тишина, нарушаемая лишь тарахтением транспорта «охотников» навевала умиротворение и даже порушенные планы не вызывали раздражения. Месяц, значит, месяц. Мне есть чем заниматься.
Странная тишина. Я как в замедлении смотрел на бегущего командира, на его лицо с разинутым в немом крике ртом, на его мощные ботинки с развитым протектором, покрытые бетонной пылью и засохшей кровью. Я видел, как мелкие камушки отлетают в стороны от каждого шага тяжёлой фигуры, и даже мой усиленный слух не доносил до меня ни звука.
Если бы не трактор, с хорошо слышимым натужным рёвом пытающийся вытащить ещё живых людей из этого неожиданно ставшего смертельно опасной ловушкой места, я бы сказал, что вокруг стояла оглушающая тишина, одним фактом своего существования выдавливающая все остальные звуки за границы внимания и концентрируя это самое внимание на единственном звуке, сумевшим пробиться сквозь оглушающее воздействие.
Натужный рёв двигателя…
Опасность долгожданным леденящим прикосновением снисходительно похлопала меня по загривку, и я улыбнулся ей как старой подруге, с которой не виделся уже очень и очень давно и по которой, как оказывается, сильно скучал.
Сознание совершенно привычно ухнуло в разгон, и видимая картина мира усложнилась, наполняясь новыми, до этого момента не замеченными деталями.
Вот
Пыль. В воздухе.
Хотелось отмахнуться от неё, но что-то на грани сознания царапало и не отпускало.
Пыль. Висящая в воздухе небольшими облачками. Как будто потревоженная тяжёлыми шагами.
Я совершенно по-другому окинул взглядом комнату, в которой устроил свой наблюдательный пункт. Ограниченное пространство, тёмный угол, три стены, Всё выбрано и подготовлено так, чтобы оставаться необнаруженным максимально долго и быть в состоянии вести наблюдение за происходящим в нескольких десятках метров от дома. Я неподвижно лежу в самом тёмном углу в полном оптическом камуфляже уже три часа. Ветра на улице нет. Трактор ближе двадцати метров к остову дома не подъезжал, да и его вибрации не могли бы поднять эту пыль. Здесь просто некому это сделать!
В этот момент разогнанное сознание фиксирует импульс вибрации, от которой ещё один пласт пыли прямо на моих глазах, медленно и неторопливо поднимается в воздух, позволяя сознанию выделить ещё четыре чуть более длительное время висящих в воздухе, отчётливо дискретных пыльных пласта.
Вычислительный кластер заботливо собирает всю визуальную информацию, стремительно её обрабатывает и услужливо вбрасывает в сознание результаты. Я немедленно осознаю, что в зависимости от расстояния то, что движется сейчас в сторону пытающих убраться «охотников» может весить от полутора до двадцати пяти тонн, быть в длину от четырёх до пятнадцати метров и иметь от двух до шести нижних конечностей.
Замечательно! Просто апгемахт какой-то!
А ещё я вдруг осознаю, что в тот момент, когда Салага попросил командира поверить ему, что во всём виновата аномалия иначе им всем случится нехорошее слово, жруны, хоть и довольно лениво, но методично прущие на звук работы тракторного двигателя, резко куда-то свинтили. Резко, стремительно, незаметно.
Выворачивая свою память, я с удивлением вспоминал, что видел, как двое искажённых, уже показавшихся из-за кучи мусора, метрах в семи от близнецов, в это время успешно калечащих их товарища, просто остановились, развернулись и на порядок проворнее свалили обратно. И никто на это не обратил никакого внимания!
Пытаясь понять, почему меня тоже это никак не тронуло, не заставило не то, что напрячься, а даже почувствовать хоть какой-то интерес к такому совершенно необычному поведению, я не мог найти причину этой избирательной слепоты. Вроде как, то, что происходит, является совершенно обыденным и не вызывает никакого интереса.
Получается, кто-то всё-таки может управлять искажёнными! И не только искажёнными…
Эта мысль оборвалась буквально на «полуслове», так как краем глаза я успел ухватить стремительное движение. Кто-то пролетел сбоку от здания, в котором я прятался, и в момент приземления скрылся в слепой зоне, а я снова ощутил импульс вибрации.