Искушение страстью
Шрифт:
– Ты на месте, – сказал он неожиданно, и Сильви вздрогнула.
Он смотрел, как она берет маленькую сумочку, поправляет ремешок на плече, и вдруг перед ним возникла Юдифь, когда он высаживал ее перед Бон-Марше, – тот же жест, прежде чем отправиться на штурм магазинов. Отгоняя это невыносимое воспоминание, он удержал Сильви.
– Ты не поцелуешь меня?
Одной рукой он порывисто привлек ее к себе, другой поднял вуалетку. Нашел ее губы, впился в них с необычайным жаром и тут же отпустил.
– До вторника, – пробормотал он.
Изумленная его поведением, она вышла из машины и, не оборачиваясь, устремилась к дому моды
Мари еще долго стояла у окна, после того как «Делаж» ее дяди исчез в конце авеню.
«Я ненавижу эту женщину! Что она из себя строит? Подумаешь, какой важный вид. Мелкая интриганка! Она думает, что сумеет заграбастать Шарля? Она его очень плохо знает!»
В крайнем раздражении Мари, наконец, покинула свой наблюдательный пост, опустила занавеску. Сильви выводила ее из себя: стоило Мари ее увидеть, как она переставала себя контролировать и даже во время семейных праздников открыто выказывала свою неприязнь.
На столе в стиле ампир (этот стол она попросила подарить ей на восемнадцатилетие) в беспорядке валялись бесчисленные листы, исписанные нервным почерком, и книги по праву. Право, а не медицина. Как Шарль, категорически заявила ока семье два года назад после блестящего окончания школы. Нет, она не будет врачом, как ее отец и дед по отцовской линии, тем более не станет хирургом – она будет искоренять не физические, а нравственные болезни: попранную честь, утраченную свободу. В точности то, что в свое время защищал Шарль. Конечно же, она могла бы вообще ничего не делать! Морваны – не только Клара, но и Мадлен – были богаты, и никто не требовал от Мари быть чем-то большим, чем девушкой на выданье. Ходячим приданым. Именно такой, вне всякого сомнения, когда-то была ее мать.
Мари села за стол, попыталась сосредоточиться на гражданском праве. Ей не удавалось попасть в зал суда, чтобы послушать речи Шарля: громкие процессы, в которых он участвовал, как правило, проходили при закрытых дверях, к тому же она была несовершеннолетней. Ей оставалось лишь представлять, как дядя произносит блестящие речи, обрывки которых с удовольствием смаковали газетчики. Если верить авторам этих хвалебных статей, Шарль Морван был адвокатом, особенно деятельно поднимающим еврейский вопрос. Чаще всего он участвовал в судебных процессах против военных преступников и кроме наказания виновных добивался еще и возмещения убытков жертвам, обобранным из-за чрезмерной лояльности тогдашнего правительства. Программа насыщенная – она предполагала занять не менее тридцати лет его жизни.
Прежде чем приступить к обучению, Мари раздобыла нужные сведения о том, что с 1900 года женщины могли вступать в коллегию адвокатов, а в 1908 году адвокат по имени Мария Верон впервые выступила в суде присяжных. Дорога была проторена, и ничто не могло бы помешать Мари избрать эту карьеру. Мадлен была против, но внучку изо всех сил защищала Клара: в ней явно присутствовал дух независимости, и она поддерживала все феминистские баталии. Что до Шарля, тот лишь одобрил, не давая никаких комментариев. Известие о том, что племянница хочет пойти по его стопам, не раздражало и не льстило, он оставался верен себе, то есть был равнодушен.
Репутация Шарля, чью фамилию носила Мари, вызывала уважение преподавателей и нелюбовь студентов. С последними она не считалась, сосредоточившись на получении самых высоких оценок в выпуске, не забывая при этом и об отдыхе. Внешне благоразумная девушка,
– Ты все работаешь, дорогая? – входя, воскликнула Клара.
Бабушка никогда ни в какую дверь не стучала, и Мари подавила раздраженный жест.
– Я помешала? Пора бы тебе сделать перерыв и составить мне компанию: у меня сумасшедшее желание потратить деньги.
Таким образом, Клара объявляла, что хочет пройтись с внучкой по бутикам; это развлечение она позволяла себе раз в месяц ради удовольствия побаловать Мари и одеть ее по последней моде. Казалось, это было компенсацией за годы, когда в Валлонге на старой швейной машинке она по пять раз перешивала одно и то же платье.
– Ты принимала эту воображалу Сильви? – бросила Мари вместо ответа.
– Я знаю, ты ее не любишь, но ведь ты не одна в доме!
Мари закатила глаза, а Клара рассмеялась.
– Ты в самом деле хочешь снова его женить, бабушка? Хочешь, чтобы эта женщина отняла его у тебя?
Этот вопрос мог бы показаться жестоким, но Клару трудно было чем-то задеть, и она ответила:
– Я желаю ему счастья. Он был так…
Она не стала заканчивать фразу. Шарль был более чем несчастен или неприкаян. Кроме того, он до сих пор не пришел в себя и, наверное, никогда не придет, а малышка Сильви могла доставить ему несколько часов удовольствия, поэтому Клара всегда будет принимать ее с распростертыми объятиями.
– Идем же со мной, мой ангел!
Слово «ангел» подходило Мари еще меньше, чем ее девственное имя, и девушка улыбнулась этому.
– Тебе невозможно сказать «нет», бабушка, ты это прекрасно знаешь.
Она поднялась, и взгляд Клары скользнул по ее худой высокой фигуре. Полная противоположность Мадлен. Приятное, чуть холодное лицо, уже определенная уверенность в себе и, главное, врожденная элегантность. Мари, должно быть, пользовалась головокружительным успехом, но никогда этим не хвалилась. Последний раз, когда она отпросилась на вечеринку, она вернулась на рассвете. У Клары был тонкий слух, и она никогда не засыпала, пока все не придут домой. Эксцентричные выходки внучки беспокоили ее, но ни за что на свете она не рассказала бы о них Шарлю. Если с сыновьями и племянниками он был непреклонен, то до этого времени был снисходителен к единственной в доме девушке. Может, в память о Бетсабе или просто потому, что не знал, как к ней подступиться.
«Или потому, что это интересует его не больше, чем все остальное», – предполагала Клара.
Вместе они спустились на первый этаж и задержались в маленькой комнатке, примыкавшей к холлу и служившей гардеробной. Клара приказала обить стены светло-серым шинцем [4] . а два туалетных столика времен Людовика XV с мягкими пуфами позволяли с удобством привести в порядок шиньон, освежить макияж или просто поправить шляпку.
– Табель твоего брата – это катастрофа, – вздохнула Клара.
4
Шниц (англ. chintz) – вощеный ситец (с блеском) китайского происхождения. Особенно часто употреблялся в XIX веке для обивки мебели, стен, изготовления чехлов