Искушение свободой
Шрифт:
Полина прервала опасный разговор:
– Здесь определённо пахнет гарью.
Элегантный конферансье с чёрной в белый горошек бабочкой и белым цветком в петлице обратился к присутствующим:
– Гражданки и граждане свободной России, позвольте преподнести вам поэтический сюрприз!
Публику, однако, взволновало не это известие, а восклицание дамы: «Здесь что-то горит!»
Конферансье принюхался: «Успокойтесь, дамы и господа. Если чей-то театр прогорает, то только не наш!»
«Определённо запах дыма!» – раздался мужской
– И дым Отечества нам сладок и приятен. – Конферансье был настроен игриво. – Не будем обращать на него внимания. По достовернейшим сведениям, в окрестностях Петербурга торфяные пожары… Итак, предлагаю вниманию почтеннейшей публики поэтический портрет Ропшина, выполненный пером мастера. Прошу, Максимилиан Александрович.
На эстраду ступил плотный полноватый мужчина с лицом античного Зевса, одетый по парижской моде. Полина шепнула Сергею: «Это наш дачный сосед, поэт Волошин». «Я узнал, – так же шёпотом ответил Сергей. – Его бюст у нас на ля рю Этуаль».
Волошин, глядя куда-то вдаль, нараспев:
Холодный рот. Щеки бесстрастной складкиИ взгляд из-под усталых век…Таким сковал тебя железный векВ страстных огнях и бреде лихорадки…Но сквозь лица пергамент сероватыйЯ вижу дали северных снегов.И в звёздной мгле стоит большой сохатый,Унылый лось, с крестом между рогов.Александр, успевший опустошить вторую рюмку коньяку, встал и направился к Савинкову. Сергей, беспокоясь за последствия этой встречи, последовал за ним.
– Борис Викторович, разрешите спросить вас? – сказал Александр.
– Извольте, – равнодушно произнёс Савинков.
– Меня неотвязно терзает вопрос: как может православный русский, дворянин покушаться на жизнь великого князя? Значит, можно убить и помазанника Божия и при этом спокойно принимать почести и посещать кафешантаны?
– Полагаю – да. Не я придумал этот трагический балаган. Я лишь оружие в руках судьбы. Наша общая судьба – революция. А её в белых перчатках не делают.
– Простите, – поспешил вмешаться Сергей, – я корреспондент парижской газеты…
– Интервью не даю, пардон.
– Ну, ничего не поделаешь, пойдёмте, Александр. – Сергей взял его под руку и отвёл от стола.
– На этих перчатках, – пробормотал Александр, – кровь невинных жертв…
А на эстраде томная женщина с подведёнными глазами надрывно низким голосом причитала под аккорды пианино, плавно поводя руками, как бы плывя:
И ты, огневая стихия,Безумствуй, сжигая меня:Россия, Россия, Россия,Мессия грядущего дня.Александр, словно
– Проклятые социалисты распинают Россию, как Мессию… Потеряли царя, теряем веру, потеряем и отечество… Как пить дать… А верно, пить так пить… Не пора ли ещё выпить?
Вечер катился под откос. Александр быстро хмелел, говорил о Париже, где не был, но теперь хочет побывать, чтобы «на этой “лярюлице” Этуаль отбить нос у бюста Волошина».
Сергей стал волноваться, как бы Александр не стал придираться к Волошину, который больше походил на мощного бугая, чем на нежного поэта.
Полина была молчалива и не могла преодолеть своего тревожного настроения. По-видимому, они с матерью вынуждены были серьёзно урезать расходы: из гостиницы перебрались в двухкомнатную меблированную квартиру на Васильевском острове.
Тщетны были предупреждения Кирилла Павловича. Массовое народное шествие с возможным противодействием правительственных войск Сергей не мог пропустить.
Среди демонстрантов, преимущественно матросов, солдат и всякого случайного серого люда он – в светлом парусиновом пиджаке, при галстуке, с записной книжкой – выглядел инородным телом. Впрочем, никто не обращал на него внимания. Толпа двигалась организованно, напряжённо. По-видимому, была осведомлена о возможности вооружённого столкновения.
Сергей на ходу записывал отдельные реплики. Пробовал задавать вопросы, но вразумительных ответов не получал. Смысл был примерно такой же, как лозунгов на транспарантах: «Долой министров-капиталистов!», «Власть Советам рабочих, солдатских и крестьянских депутатов!», «Земля и воля!», «Мир народам!», «Да здравствует социализм!», «Да здравствует интернационал!»
Хмурый широкоплечий моряк средних лет с пышными баками и красной полоской в петличке, приглядевшись к нему, отошёл к своим и сказал (Сергей краем уха слышал):
– Товарищи, тут у нас, кажись, провокатор.
Почувствовав нездоровый интерес к своей особе, Сергей отошёл в сторонку, стараясь слиться с толпой. Заметив новые транспаранты с лозунгами анархистов, а возле них матроса с чёрным флагом, он вновь достал записную книжку. Откуда-то возник тот же с пышными баками, положил руку ему на плечо:
– А ну, товарищи, давайте-ка разберёмся с этим господином: больно уж смахивает на провокатора.
Не нарушая общего движения, Сергея молча окружили матросы. Он, бормоча про долг репортёра и затравленно озираясь, действительно стал выглядеть весьма подозрительно. Понимая это, он ещё больше взволновался:
– Господа, господа… Пардон…
– Так я ж говорил! – торжествующе произнёс пышнобакий.
Вдруг откуда-то сверху грянул выстрел. Ещё один. И тотчас затараторил пулемёт. По толпе пронёсся то ли гул, то ли стон. После секундной паузы – истошные крики.