Искушение злом
Шрифт:
Он резко поднял голову. — Что?
— Загар, как у фермеров. Ну знаешь, коричневые лица, шеи и руки. — Она отвернулась. — До сегодняшнего дня я не вспомнила этого Некоторые из них были совершенно незагорелыми, но ведь еще была весна.
— Тот главный, в козлиной маске, был очень худ, с кожей молочной белизны. Так бывает, когда человек совершенно лишен солнца.
— А голоса?
— У главного он был очень повелительный, властный, гипнотический. Остальные почти все время говорили хором.
— Ты нарисовала
— Разве тринадцать? — Она подошла и взглянула через плечо. — Не знаю. Я об этом не задумывалась. Просто само собой получилось.
— Если это так и было, и наша теория правильна, то по крайней мере трое из них мертвы. Шериф Паркер, Бифф и твой отец. Из этого следует, что для сохранения нужного числа, они должны были привлечь еще троих. Где же это место? — пробормотал он едва слышно.
— Где-то в глубине леса. Лайза выскочила из леса.
— Мы обследовали каждый сантиметр в лесу Доппера. Бад, Мик и я, и другие привлеченные для этого горожане. Мы разбились на три группы и целых два дня прочесывали местность. Ничего.
— Чтобы прочесать все леса в этой части округа, понадобилось бы вдесятеро больше людей.
— Поверь мне, я и об этом думал. Она снова взглянула на рисунки через его плечо. — Боюсь, что они помогли тебе меньше, чем ты рассчитывал.
— Нет, нет. Они очень помогли. Отложив блокнот в сторону, он взял ее руку. — Понимаю, как тяжело тебе было этим заниматься.
— Это было чем-то очистительным. Теперь, когда дело сделано, мне не придется больше думать об этом. Я могу вернуться к своей работе.
— Когда все закончится, я не стану дома заниматься служебными делами и втягивать тебя в них. — Он поднес ее руку к губам. — Обещаю.
— Ты вовсе не втягиваешь меня в это. Теперь получается так, будто я давным-давно связана с этим делом. Я хочу выяснить, что совершил или чего не совершал мой отец, и поставить на этом точку. Может быть, это одна из причин, почему я вернулась.
— Какие бы ни были причины, я рад, что ты здесь.
— Я тоже. — Усилием воли она стряхнула с себя мрачное настроение. Положив руки ему на плечи, она стала массировать их, стараясь снять усталость, и улыбнулась, услышав его довольный вздох. — На самом-то деле я очень расстроюсь, если ты перестанешь обсуждать дома служебные дела. Как иначе я смогу первой быть в курсе всех сплетен?
— Вот именно. Что ж, сегодня днем дочка Лесса Глэдхилла, поворачивая на Главную улицу с Дог Ран, сшибла бьюик Мин Атертон.
— Вот как?
— За каждой из них образовалась огромная пробка от одного конца города до другого. А Мин в дождевике и галошах стояла на перекрестке и регулировала движение.
— Жаль, что я пропустила такую сцену. Когда ты выйдешь за меня, то будешь держать руку на пульсе Эммитсборо.
— Сначала тебе придется построить гараж.
— Что?
— Гараж, —
Он отвел руку назад, обнял ее и привлек к себе. — Так значит «да»?
— Сначала я посмотрю проект гаража.
— Уф. Значит «да».
— Это условное «может быть», — только и успела она сказать до того, как он закрыл ей рот поцелуем. Его руки уже вовсю действовали. Рассмеявшись, она придвинулась ближе. — Скорее, это было «вероятно».
— Я обязательно захочу завести детей. Она резко вскинула голову. — Прямо сейчас? Он снова притянул ее к себе. — Сейчас мы просто потренируемся.
Она снова засмеялась, когда они скатились с дивана на пол.
ЧАСТЬ III
«Кто имеет ум, тот сочти число зверя, ибо это число человеческое».
ГЛАВА 28
Проституткой Мона Шерман была первоклассной. С четырнадцати лет она зарабатывала себе на жизнь, торгуя собственным телом. Ей нравилось думать, что она таким образом выполняет полезное для общества дело. И выполняет его хорошо. Она гордилась своей работой и всегда руководствовалась правилом, что клиент всегда прав. Как хороший запасной игрок в бейсболе, Мона умела и была готова исполнять все, что от нее требовалось. За двадцать пять баксов в час Мона с полной гарантией удовлетворяла любые вкусы того, кто ей за это платил.
Она считала себя своего рода феминисткой. В конце концов, она ведь была деловой женщиной, которая сама составляла себе рабочее расписание и выбирала клиентуру. Она пришла к выводу, что ее уличный опыт несомненно заслуживал ученой степени по экономике.
У Моны было свое постоянное место на углу и постоянный приток устойчивой клиентуры. Она была миловидной женщиной, дружелюбной до, во время и после деловых взаимоотношений. Со своим десятилетним опытом она понимала важность отношений с потребителем.
Скорее ей даже нравились мужчины, независимо от их телосложения, индивидуальности или потенции. За исключением копов. Их она ненавидела из принципа — из того принципа, что они вмешивались в ее неотъемлемое право зарабатывать себе на жизнь. Раз уж она решила зарабатывать, торгуя своим телом, это ее личное дело. А копы под настроение норовили затолкать ее в каталажку. Однажды она из-за них побывала там.
Поэтому, когда ей предложили в сто раз больше ее обычной таксы только за то, чтобы сообщить одному копу некую смесь правды и лжи, Мона, с готовностью согласилась.