Искушение злом
Шрифт:
— Привет, Худышка. — Кэм подошел к краю веранды и перегнулся через перила. — Заходи.
Клер через ступеньку вбежала на веранду, затем обхватила его руками. Еще прежде, чем он успел среагировать, она крепко прижалась губами к его рту.
— Ну, — смог он выговорить через какое-то время. — Я тоже рад тебя видеть. — Он начал гладить ее по спине, затем положил руки ей на бедра и стал рассматривать ее в узкой полосе света, струящегося из окна спальни. — Что случилось?
— Ничего. — Она знала, что на ее лице была бодрая улыбка. Она
Он мог почувствовать себя польщенным, даже развеселиться от этого, если бы он ей поверил. Он легко поцеловал ее в лоб. — Ты можешь мне все рассказать. Клер.
Она знала, что он выслушает ее. Что не останется равнодушен. Но она не могла рассказать ему о том ужасном, что она обнаружила на своем заднем крыльце или же о диких подозрениях Жан-Поля, или о книге, которую она взяла из кабинета отца, и спрятала под матрас, как подросток прячет порнографический журнал.
— Да ничего, правда. Думаю я просто нервничаю — заказы, контракты, большие ожидания. — Отчасти это было правдой, но у нее было ощущение, что он может догадаться о большем, если она не вытеснит это из головы.
— Так что же ты делаешь? — Она отстранилась от него и пошла по веранде к телескопу.
— Ничего особенного. — Он шел за ней с бутылкой пепси. — Хочешь пить?
— Да. — Она взяла бутылку, отпила из нее. — Я надеялась, что ты позвонишь, — сказала она, тотчас же рассердившись на себя. — Забудь, что я тебе это сказала. А что можно тут разглядеть?
Он положил руку ей на плечо прежде, чем она пристроилась к окуляру телескопа. — А я ведь звонил. У тебя было занято.
— Вот как. — Она не могла сдержать довольной улыбки. — Анжи звонила в Нью-Йорк. У тебя есть сигарета, Рафферти? Я, кажется, оставила свою сумочку в машине.
Он вынул одну сигарету. — Мне нравятся твои друзья, — сказал он, зажигая спичку.
— Они замечательные. Наверное, это было глупо, но я по-настоящему волновалась, как ты с ними встретишься. Я переживала, как будто показываю тебя своим родителям. О, Боже. — Она уселась на ручку его кресла.
— Не может быть, чтобы я это сказала. Не обращай на меня внимания — представь, что я только что вошла. — Она протяжно выдохнула. — Бог мой, я чувствую себя, как девчонка. Терпеть не могу этого.
— А мне нравится. — Кэм приподнял ее за подбородок. — Собственно, мне кажется, я без ума от этого. Десять минут назад я сидел здесь и очень жалел самого себя. Сейчас не могу понять, почему.
Она посмотрела на него. Его глаза казались почти черными при рассеянном свете звезд. На лице блуждала слабая, удовлетворенная улыбка. Влечение было таким сильным, что она с трудом сдержала себя.
— Рафферти, так что у нас с тобой происходит?
— А что бы ты хотела?
— Пожалуй, я еще не решила. Надеялась, что ты это сделал.
Он-то как раз решил, но ему не хотелось
— Почему бы тебе не поразмышлять над этим еще какое-то время?
Он сел в кресло рядом с ней. — Я направил телескоп на Венеру. Хочешь взглянуть?
Она пересела в другое кресло и запрокинула голову. — Мне нравится быть рядом с тобой, — сказала она, рассматривая яркую красную звезду, — Я хочу сказать, вот, как сейчас, не обязательно в постели.
— Хорошее начало.
— Но с сексом все было здорово.
Его губы задрожали. — Не могу не согласиться.
— Я хочу сказать, что хотя с сексом у нас великолепно, я не поэтому… «Люблю тебя, мечтаю о тебе, думаю о тебе», — произнесла она про себя. — Я здесь не поэтому.
— Окей. — Он взял ее руку, которой она постукивала по креслу, — Так почему ты здесь?
— Я хотела быть с тобой. — Она продолжала смотреть в телескоп, хотя ничего уже не видела. — Окей?
— Да. — Он поднес к своим губам ее руку и прикоснулся к ее пальцам таким романтическим поцелуем, что у нее на глазах навернулись слезы.
— Я не хочу испортить это, Кэм. Я всегда все порчу.
— У нас с тобой все отлично, Худышка. Просто отлично.
Они больше часа смотрели на звезды. Уходя, Клер почти забыла о спрятанной ею книжке.
Лайза Макдональд была вне себя. Она заблудилась в абсолютно незнакомом месте, насколько она могла понять, а ее машина совершенно определенно испустила дух. Надеясь на лучшее, она попробовала еще раз завести мотор. В конце концов, она проехала только сто шестьдесят две тысячи миль. Повернув ключ зажигания, прислушалась к шуму мотора. «Убийственный шум», — подумалось ей. Автомобиль завибрировал, но не сдвинулся с места.
В сердцах она хлопнула дверью своей «Вольво-72» и подняла капот. Так как ее специальностью был балет, а не автомеханика, она наперед знала, что это пустая трата времени.
Было почти полнолуние, и ярко сияли звезды. Но их свет лишь отбрасывал тени на длинную темную дорогу. Она слышала только однообразное кваканье лягушек и стрекот сверчков. Капот завизжал, когда она его поднимала, а затем возилась с металлическим стержнем. Чертыхаясь, она обошла машину с той стороны, где было место пассажира, и стала рыться в отделении для перчаток. Ее брат, этот зануда, сущее наказание и самый близкий ее друг, купил ей карманный фонарь и набор инструментов.
— Всякий, кто водит машину, должен уметь заменить шину и сделать самый простой ремонт, — пробормотала она, передразнивая Роя. — Ну-ка, давай, — добавила она, но увидев, как зажегся ровный луч фонаря, почувствовала облегчение. Рой настоял на покупке мощных батареек.
Если бы она не собралась к нему в гости, и если бы он не настаивал на том, чтобы она ехала поездом (а в этом случае она просто чувствовала себя обязанной проехать на автомобиле весь путь от Филадельфии, исключительно, чтобы досадить ему), то она бы не попала в такой переплет.