Искушение знанием
Шрифт:
По звонку зайдя в аудиторию, Амалия села на своё привычное место. Философское чтение было посвящено в этот день работе Фридриха Ницше «Так говорил Заратустра». Текст читали медленно, обсуждали горячо. Девушка молча наблюдала за тем, как молодые ребята старались разъяснить друг другу значение тех или иных метафор философа. Преподаватель же, словно получая удовольствие от процесса, не переставал подливать интеллектуального масла в разгоревшийся огонь студенческих споров. Однако было видно, что и он придерживается совершенно определённой позиции в отношении опального автора.
Амалия
Уже на крыльце университета девушку догнал один из одногруппников, иностранец по имени Мелтем. Амалии всегда нравилось дружить с представителями других культур. Разница менталитетов не только не представляла для неё барьеров в общении, но, напротив, вызывала интерес.
– Хочешь прогуляться, я угощу тебя мороженым? – в голосе Мелтема прозвучала не столько надежда, сколько уверенность в том, что Амалия будет не против немного пройтись после ожесточённых интеллектуальных баталий.
– Спасибо, Мелтем, но я так утомилась от этих дебатов! Да и сладкое я не особенно люблю…
– Что-то я не узнаю тебя в последнее время! Ты всё больше молчишь, хотя раньше могла переломить любой спор и даже заставить преподавателя уйти в отставку! – молодой человек широко улыбался, глядя на хорошенькое личико Амалии. – У тебя всё хорошо?
– Мне просто надоели бесконечные дискуссии! Они ведь, в сущности, ничего не дают! Даже если твой аргумент оказался сильнее, он не гарантирует, что истина на твоей стороне. А в этом случае победа весьма сомнительна. Ты ничего не приобретёшь, но только потеряешь, лишив себя возможности взглянуть на какие-то вещи иначе. А побеждённые, ты видел их? Хоть один из твоих оппонентов когда-нибудь сложил добровольно своё интеллектуальное оружие? Ничуть не бывало, это не побеждённые, но умолкнувшие от недостатка слов и оставшиеся при своем мнении! Хотела бы я пожать руку тому мужественному человеку, который признает свою неправоту во время ваших дебатов! – Амалия выплеснула на Максима давно копившиеся мысли.
Не найдя, что ответить, юноша засмеялся, спасая свое неловкое положение в шутке:
– Пожалуй, тебе следует написать эти слова в официальном письме декану, глядишь, он встанет на путь истинный и отменит предстоящую сессию, чему твои коллеги были бы весьма рады! А пока можно немного проветриться! Соглашайся!
Амалия усмехнулась, с грустью отметив про себя, что сказанное ею пролетело мимо понимания Мелтема. Как ни странно, слова девушки не достигли и её сердца, чьё мужество ещё не готово было сложить оружие перед жаждой собственной правоты.
Она старалась быть вежливой, однако совершенно точно понимала, что не хочет находиться в компании молодого человека, особенно теперь, ожидая новой встречи с Эмилем. Мелтем, судя по всему, не принял отказ девушки близко к сердцу, поспешив к своим друзьям.
Амалия всегда держалась обособленно от любых молодёжных
Девушка поспешила в парк. Она устроилась на свободной скамейке возле реки и открыла книгу, время от времени поднимая голову в ожидании Эмиля.
Она дочитала до того момента, когда Ф. Ницше пишет о трёх превращениях души. Первое из них философ сравнивал с верблюдом. Это то состояние, когда дух жаждет ощутить свою силу, и потому встает на колени, чтобы его как следует навьючили. Какое-то время ему даже нравится ощущать свою выносливость, но рано или поздно он устает. Амалия узнала в этом состоянии себя. Как же верно подметил мыслитель ту тяжесть долгов и правил, которые составляли тяжелую ношу её верблюда-ума! Девушке захотелось пережить иные два состояния духа, о которых она теперь прочитала.
Второе из них должно происходить в пустыне уединения, где верблюд становится львом, обретающим свободу и побеждающим великого дракона. Но лишь ребёнок, в которого превращается лев, способен на основе завоёванной свободы создавать новые ценности. И это кажется духу самым страшным делом, грабежом, на который способен лишь хищный лев.
Амалия подумала о том, насколько глубоки смыслы, заложенные в сюжетах знаменитой книги, и как по необходимости превратно должны быть они поняты большинством читателей. Образный язык, на котором писал философ, доставлял Амалии подлинное интеллектуальное удовольствие. Однако в определенный момент девушка почувствовала усталость, от которой, впрочем, её спас уже знакомый голос.
– Амалия, здравствуй!
Сердце девушки дрогнуло.
– Эмиль, привет! А я как раз возвращалась из университета… Ты читал Фридриха Ницше?
– Многие юные умы увлекаются его творчеством… – молодой человек остановился напротив Амалии, держа руки в карманах расстёгнутого пальто.
– При этом я уверена, что большинство читателей скользит по поверхности того, о чём он писал. Но больше всего тех, кто не читает автора вовсе, но лишь ищет подтверждения ранее подобранным где-то интерпретациям, – девушка была слишком увлечена своими мыслями, чтобы по-настоящему обратить внимание на собеседника, и, как это часто бывает, диалог молодых людей на самом деле был ничем иным, как монологом одного ума.
– Ты хотела бы сейчас обсудить его взгляды? – в голосе Эмиля прозвучала забота о взволнованной душе его собеседницы.
Амалия задумалась и, опустив голову, стала перелистывать прочитанные страницы.
– Знаешь, у меня такое чувство, что в полной мере это невозможно обсуждать. Здесь как будто не о чем больше говорить. Иную книгу можно схватить только личным живым опытом, когда он неожиданно оказывается отражённым в словах писателя.
– Выходит, что книга – это по большей части зеркало. И то, что в этом зеркале способны увидеть глаза читающего, зависит от того, кто он есть… – Эмиль с улыбкой поддержал мысль Амалии.