Искушение
Шрифт:
Это так похоже на дядю Финна – пытаться все уладить.
– Да, мистер Дэймасен, никаких проблем, – говорю я, в основном, потому, что не знаю, что еще можно сказать.
Он вручает мне конверт, затем не без раздражения ждет, когда я открою его.
– У вас есть вопросы? – спрашивает он громовым голосом, как только я начинаю просматривать список.
У меня куча вопросов, но они не касаются того, что я должна буду сфотографировать – все они о том, каким образом я могу провести следующие полтора часа в компании парня, который не так давно хотел меня убить.
Глава 11. Просто
– Ты не против? – спрашивает Флинт после того, как мы выходим в коридор. И сейчас он в кои-то веки не шутит – вид у него абсолютно серьезный.
По правде говоря, я и сама не понимаю, как я к этому отношусь, против я или нет. Я знаю, что Флинт больше не станет причинять мне вред – ведь теперь, когда Лия мертва, у него уже нет причин желать моей смерти, чтобы помешать использовать меня для воскрешения вампиров. Но и особого желания идти вместе с ним в перечисленные в списке весьма и весьма уединенные места у меня нет. Как сказано в той поговорке: обманешь меня однажды – позор тебе, обманешь меня дважды – позор мне.
Однако школьное задание есть школьное задание. К тому же если его выполнение в конечном итоге избавит меня от необходимости сдавать внутрисеместровый экзамен, то я обеими руками «за».
– Нет, не против, – отвечаю я после нескольких секунд неловкого молчания. – Давай просто примемся за дело.
– Да, конечно. – Он кивком указывает на список в моей руке. – С чего ты хочешь начать?
Я отдаю пачку листков ему.
– Ты знаешь эту школу лучше меня. Так что выбирай сам.
– С удовольствием. – Ничего больше не говоря, он начинает изучать список – вот и хорошо, ведь мне совершенно не хочется, чтобы он возомнил, будто мы с ним снова добрые друзья. Но в то же время мне не нравится и мое нынешнее ощущение.
Не нравится расстояние, разделяющее нас. Не нравится этот новый серьезный Флинт, не сыплющий шутками и не пытающийся меня поддразнить. И совсем уж не нравится, что с каждой минутой, которую мы проводим в этом коридоре, неловкость между нами только возрастает.
Мне не хватает друга, который жарил для меня маршмеллоу в библиотеке, который из ничего сотворил для меня цветок, который предложил, чтобы я проехалась вверх по лестнице, сидя у него на закорках.
Но тут я вспоминаю, что друг, делавший все это, на самом деле никогда не существовал, что все это время он думал о том, как бы прикончить меня, и мне становится еще хуже.
Флинт то и дело поднимает глаза от списка мистера Дэймасена и поглядывает на меня, но по-прежнему ничего не говорит. И от этого я только еще больше чувствую себя не в своей тарелке, молчание, висящее между нами, становится напряженным, как туго натянутый канат, по которому идет акробат. Чем дольше оно длится, тем тягостнее мне становится, и, когда Флинт наконец дочитывает список, я уже сама не своя.
И я знаю, что он чувствует то же самое, потому что сейчас передо мной стоит совсем не тот парень, который поддразнивал меня, когда я только вошла в класс. Его голос стал тише, манера держаться – куда более неуверенной. Изменилась даже его осанка – он кажется ниже ростом. Наконец он говорит:
– В этом списке есть и туннели.
Эти слова повисают в воздухе между нами.
– Я знаю.
– Если хочешь, я могу сфотографировать
– Я не могу делать фотки сама. Я потеряла свой телефон во всей этой… – Вместо того, чтобы произнести это вслух, я машу рукой, надеясь, что он понимает, что я имею в виду, – во всей этой дурацкой истории с моим превращением в горгулью.
– А, ну, да. – Он прочищает горло – наверное, уже в четвертый раз за минуту. – Я хочу сказать, что могу спуститься в туннели и один, без тебя. А ты можешь подождать меня здесь, а потом мы сможем обойти остальной замок вдвоем.
Я качаю головой.
– Я не стану заставлять тебя это делать.
– Ты меня не заставляешь, Грейс. Я предложил это сам.
– Да, конечно. Но я не просила тебя предлагать. Ведь оценку за это поставят не тебе, а мне.
– Да, верно, но ведь это я вел себя как последний мудак, так что если теперь тебе влом идти со мной в эти чертовы туннели, то я тебя вполне понимаю.
Я вздрагиваю от его слов, несколько удивленная этой внезапной покаянной речью, но также немного разозленная тем, что его тон небрежен, как будто мое желание поберечься свидетельствует о том, что со мной что-то не так. Хотя я и понимаю, что, по его мнению, у него не было выбора – и что он, вероятно, не смог бы убить Лию, не развязав войны между драконами и вампирами – в моих глазах это не оправдывает его.
– Знаешь, что? Ты в самом деле вел себя как последний мудак. И даже хуже. Это у меня на руках остались шрамы от твоих когтей, так какого же черта ты напускаешь на себя оскорбленный вид? Это ты оказался паршивым другом, а вовсе не я.
Он хмурит брови.
– Ты думаешь, я этого не знаю? Думаешь, все эти четыре месяца я каждый день не корил себя за то, как паскудно я с тобой поступил?
– Честно говоря, мне неизвестно, что ты делал эти четыре месяца. Все это время я пробыла чертовой статуей, если ты вдруг забыл.
Он вдруг утрачивает весь свой пыл, и его плечи опускаются.
– Я не забыл. И это жесть.
– Да, жесть. Вся эта история – сплошная жесть. Я думала, что ты мой друг. Думала, что…
– Я и был твоим другом. Я и сейчас твой друг, если ты позволишь мне им быть. Я знаю, я уже извинялся перед тобой, и знаю, что ничем не могу загладить свою вину, сколько бы наказаний Фостер ни наложил на меня. Но я клянусь тебе, Грейс, я никогда больше не сделаю такого. Клянусь, что я никогда больше не причиню тебе зла.
Не сами его слова убеждают меня дать ему еще один шанс, хотя они и убедительны. Все дело в том, как он это говорит – так, будто наша дружба и впрямь много для него значит. Будто ему не хватает меня так же сильно, как и мне его.
И именно потому, что мне его и правда не хватает и я не хочу верить, что все те моменты, которые что-то значили для меня, ничего не значили для него, я делаю то, что может стать моей худшей ошибкой. Вместо того чтобы сказать ему убираться к черту, вместо того чтобы сказать, что поезд ушел и я больше не дам ему шанса, я говорю: