Искушение
Шрифт:
Умеренные реформаторы (горбачевцы), желая спасти партию как свой инструмент, срочно изготовили проект программы КПСС. Но он не произвел никакого впечатления. Чернов, пристрастившийся к чтению всего, что касалось текущих событий, прочитал проект программы внимательнейшим образом и не нашел в нем ничего, кроме растерянности теоретиков партии перед лицом событий и стремления угодить всем, особенно - западным средствам массовой информации. Он решил поговорить на эту тему с Макаровым.
– Вы, конечно, прочитали проект новой программы КПСС, спросил Чернов Макарова.
– Прочитал, - ответил со
– Ну и что Вы скажете?
– Хочется плюнуть и ругнуться матом.
– Поразительно! Сколько было в партии членов?
– Более 16 миллионов.
– .И среди них не нашлось ни одного, кто мог бы сочинить приличную программу!
– Думаю, что нашелся бы, и не один. Но им не дали бы слова.
– Чем это кончится?
– Думается, полным крахом. Идет распад партии. И процесс распада уже ничем не остановишь. Честно признаюсь, я в полной растерянности. Происходит что-то совершенно иррациональное. Мы совершили самую великую революцию в истории, но не могли воспользоваться ее результатами. Мы одержали самую великую военную победу. И опять не использовали ее в своих интересах. Величайшие достижения коммунизма объявлены злом. Мы скомпрометировали самое идею коммунизма. Партия превратилась в сборище подлецов, дураков, предателей, ничтожеств. Нас надо судить. Но не за то, что мы якобы привели страну к краху, а за то, что допустили к власти тех, кто привел страну к краху.
– Неужели нельзя остановить движение к катастрофе?
– В 41 году мы отступали с огромными потерями. Докатились до Москвы. Положение казалось безнадежным. Немцы были уверены, что через несколько дней войдут в Москву, и ждали из Германии парадное обмундирование, съемочные аппараты и прочее. Командующим обороной Москвы был назначен Жуков. Он приказал расстреливать каждого, кто двигался с Запада на Восток. И отступление прекратилось. В три дня был наведен порядок. Немцы упустили эти дни и не смогли взять Москву.
– Какая отсюда мораль?
– Простая. Чтобы навести порядок в стране, нужен новый Жуков. Надо ликвидировать всякого, кто призывает нас равняться на Запад. Надо отстранить от власти и изолировать от общества всех перестройщиков без исключения. Нужна война против перестройки, настоящая война. Наше руководство зашло слишком далеко и вовлекло в свои преступления слишком много всякого сброда. Спасая свою шкуру, они встали на путь предательства интересов страны и народа. С ними надо вести войну как с предателями. Нужно ввести чрезвычайное положение и очистить страну от предателей, как это в свое время сделал Сталин. Другого пути нет.
– Вы думаете, что это возможно?
– Боюсь, что уже ничего не выйдет. Упущено время.
– Что же делать?
– Будь я помоложе, я объявил бы этим мерзавцам и предателям настоящую войну. Их надо убивать всеми доступными средствами.
– Их много. Всех не убьешь.
– Если показать пример, он может стать заразительным. Можно будет тогда поднять массы и перебить всех. Всех до единого! Иначе гибель. Мы несем ответственность перед будущими поколениями.
– Потомки никогда не ценят жертвы предков.
– Это их дело, как они посмотрят на нас. У нас же есть долг перед своей совестью.
Пропади все пропадом
Социологи
– Боже, - сказал пожилой мужчина, читавший рядом с Черновым отчет социологов в Партградской правде на газетном стенде, - до какого же уровня идиотизма мы докатились!
– Или, лучше сказать, на какой уровень идиотизма мы вознеслись, сказал другой читатель.
– Идеи-то может быть и исчерпали себя. Да вот исчерпала ли себя практика коммунизма?!
– Люди не знают толком, что такое коммунизм. Дана установка свыше отвергать его. Вот они и стараются. Те же люди десять лет назад отвечали совсем иначе на те же вопросы тех же социологов.
– Пройдет еще лет пять, утихомирится эта смута, и обо всем этом забудут как о кошмарном сне.
– А что это меняет? Люди могут проголосовать против плохой погоды, но изменит ли это погоду? Что бы у нас не предпринимали, все равно ничего другого не получится, кроме ненавистного этим людям коммунизма. Коммунизм наша страна выстрадала многовековой трагической историей. А эти идиоты воображают, будто его можно отменить голосованием или опросом невежественных масс, которым задурили головы.
– Все это суета, суета сует, всяческая суета и томление духа. Допустим, все сто процентов партградцев проголосуют: долой коммунизм. Что изменится? Возродится все то же самое, только под другими названиями и в еще худшей форме. Я ведь просидел в лагерях пятнадцать лет. В 1953 году после смерти Сталина у нас в лагере произошло восстание. Прогнали охрану и все начальство. Установили самоуправление. И началось такое, что страшно вспомнить. К счастью, пришли регулярные войска и восстановили прежний порядок.
– Чтобы теперь в стране навести порядок, какой был при Брежневе, нужно лет десять. Мы до этого не доживем.
– И слава Богу. Пропади тут все пропадом. Все равно с нашим народом ничего хорошего не сделаешь!
Чернов прислушивался к разговору этих умудренных жизненным опытом стариков и чувствовал себя таким же безнадежно старым.
Похоже, что эти старики правы, - сказал он себе.
– Мы, русские, не сумели воспользоваться ни результатами самой великой революции в истории, ни победой в самой великой войне, ни способностью миллионов людей пойти на любые жертвы ради светлого будущего. Все впустую. И никакого просвета впереди. Впереди угрожает еще худшее. Старики правы: пропади тут все пропадом!
Лесков
Лескова положили в больницу с диагнозом язвы желудка, как сказали самому ему. Но навестившему его Чернову он сказал, что это рак. Будет операция. Желудок вырежут. Выживетон или нет, сказать трудно. Во всяком случае, после таких операций долго не живут. Он, Лесков, к этому относится спокойно. Ему и так сильно повезло: в принципе он должен был закончить жизнь еще в 1938 году. А он после этого прожил еще 53 года!
– Мне одинаково противны как защитники коммунизма, так и проповедники капитализма, как консерваторы, так и реформаторы, - сказал Чернов, рассказав Лескову о разговоре с Макаровым. Какую позицию выбрали бы Вы на моем месте?