Искушение

Усачева Елена Александровна

— Это музей? — на всякий случай решила уточнить я, вспоминая, что Мельник жил в самом центре города, на холме.

— Это Дом культуры имени Белоконева.

Только сейчас я заметила на заборе приличного размера доску с объявлением: «Впервые в городе. Молодежная студия «Шаг» представляет спектакль «Снежная королева» по мотивам пьесы Евгения Шварца. Постановка Семена Белого». Дальше длинным столбцом шли фамилии участников спектакля.

Семена… Кажется, мы у цели.

— Пьесу они какую-то выбрали

не по сезону, — пробормотала я, выходя из машины. Ноги здорово затекли, и мне пришлось секунду постоять, чтобы прийти в себя.

— Спектакли ставят под актеров, а не под время года. — Макс все еще изучал афишу. Ничего особенного в ней не было. Белый фанерный щит. Метра полтора на два. Я прищурилась, вглядываясь в незнакомые фамилии. Начало в восемнадцать часов. Вход свободный.

И тут меня словно что-то толкнуло. Я должна быть на этом представлении. Его ставили специально для меня.

— Сколько сейчас времени? — спросила я, не в силах оторвать взгляд от афиши.

— Взгляни выше.

Часы на столбе перед воротами показывали ровно шесть.

— На сегодняшний вечер у нас запланирована культурная программа? — спросила я, оглядывая мятые джинсы и футболку. Не вечернее платье, конечно, но для сельской самодеятельности сойдет.

— Надеюсь, ты не против похода в театр, дорогая?

Макс протянул мне руку, приглашая перейти улицу.

— Ты знал, что здесь идет спектакль, на который нам надо попасть?

Неужели мы такие предсказуемые?

— В жизни происходит то, что должно. Я просто ехал вперед, а потом настало время остановиться.

Я сильнее сжала его локоть. Ладно, сыграем по этим правилам.

Мы вошли в ДК. Холл, в две стороны, направо и налево, наверх бегут лестницы. На втором этаже узкое фойе и сразу же вход в зрительный зал. Балюстраду лестницы закрывают небольшие фанерные щиты на подставках — конкурс фотографий. Девочки. Мальчики. Лето.

Зрители клубились в узком промежутке между стенами и выставкой. Девушки тянули друг друга, торопясь в зал. Парни, посмеиваясь, смотрели на пробегавших мимо одноклассниц. На лицах взрослых застыла сановитая важность, словно должно было произойти что-то торжественное. В распахнутые двери был виден красный бархатный занавес.

Я застыла, засмотревшись на этот извечный театральный символ. Занавес чуть колыхался — актеры с волнением подглядывали в зал.

— Что мы здесь делаем? — прошептала я, беря Макса за локоть.

— Пытаемся избавиться от грядущих проблем.

Ах, как мне хотелось, чтобы его слова звучали живее, эмоциональней. Чтобы он рассмеялся, обнял, успокоил. Но Макс равнодушно смотрел вокруг себя, как будто к чему-то прислушиваясь. Может, после всего случившегося он меня уже не так крепко любит?

— Ты не сильно обиделся, когда я тебя выставила

с мельницы?

Да-да, это все еще тревожило меня. Вот почему я пошла к Лерке. Не столько рассказать ей о Драконе, сколько для самой себя решить сложную задачу — как жить после того, как в лицо Максу было сказано страшное: «Ненавижу!»

— Дорогая моя, я не обижусь, даже если ты меня совсем прогонишь. Я понимаю отличие человеческой жизни от жизни вампира. Поверь, я уже давно не вспоминаю о мельнице. Сгорев, она ушла из моей памяти.

— Но это было!

Как же донести до Макса мою мысль? Ведь однажды сказанное может повториться. Сам язык запомнил движение, произнося это.

— Вот именно, что было. — Макс был спокоен. — Прошедшее время. Кажется, так ты говорила?

Я закусила губу. За последнее время это был уже не первый случай, когда Макс возвращал мою же реплику.

— Хорошо, забыли, — я кивнула, готовая сделать тот шаг, который меня так страшил. — Я люблю тебя.

Макс открыл рот, чтобы ответить, но я загородила его губы пальцами.

— Не говори ничего. Я просто хочу, чтобы ты это знал, и что бы потом ни случилось, помни только эти три слова. Хорошо?

Макс отнял мою руку от своего лица, коснулся губами ладони.

— Я буду помнить.

Фойе опустело. Переминающиеся с ноги на ногу девочки, подтрунивающие над ними мальчики, чинные родители — все исчезли, побежали занимать места. Дверь закрылась, а мы все стояли, глядя друг на друга. Выглянувшая в холл бабушка подогнала нас.

Зал был душен. Воздух звенел от голосов. Занавес охнул, разъезжаясь.

Поначалу действие шло вяло. Актеры смущались комментариев зрителей. Кай с натугой произносил текст, постоянно забывая реплики. Герда бросала на раскрасневшегося парня странные взгляды, словно не любила его, а готова была прямо сейчас прибить шваброй, чтобы не тянуть бесконечное действие, где будут и разбойники, и дворец, и вороны.

— Спип-снап-снурре, пурре-базелюрре, — негромко произнес голос, заставляя действие на сцене замереть.

— А он красавчик, — опередил мою реакцию Макс.

Около рампы, перед сдвинутым левым занавесом застыл человек, черной тенью выделяясь на темно-красном бархате. Но вот он сделал шаг вперед, входя в луч света. Зал растерянно два-три раза хлопнул и замер.

— Разные люди бывают на свете, — заговорил появившийся. — Кузнецы, повара, доктора, школьники, аптекари, учителя, кучера, актеры, сторожа… А я вот — сказочник.

Он сделал еще один шаг, и софиты полностью осветили его. Узкое лицо, длинный, тонкий, с горбинкой нос, черные густые брови, черные глаза, волна темных, непокорных волос. Он говорил скупо, шевелились только губы. Светотени резко обозначили впадинку над его верхней губой.