Искушения и искусители. Притчи о великих

Чернов Владимир Борисович

Черная масса в центре поля сгущается, сверху по центру ударяют прожектора. И падает мертвая тишина. И над стадионом начинает реветь усиленный динамиками голос: «Всем сохранять спокойствие! Руки заложить за головы, встать на колени! Производится проверка документов!» Прожектора держат в скрещении стоящую на коленях толпу.

Глазок камеры отодвигается от меня, и я понимаю, что смотрел не через глазок, а просто на монитор, вокруг которого группа военных. Тот, что в генеральском мундире, говорит, взглянув на часы: «45 минут, товарищи. Это не годится. Надо быстрее. Но, подводя итоги, должен вам доложить, что подготовка проведена в соответствии с оперативным планом, состоянием боевой техники и моральным уровнем людей я удовлетворен. Объявляю готовность номер раз. Сверим часы!» — «А этих куда, товарищ генерал?» — спрашивает кто-то, показывая

на сбившихся в груду людей в центре стадиона. «Этих изолировать. Чтоб никакой утечки! Нарушение будет караться…» И тут он оборачивается в мою сторону и встает. «Кто это здесь? — спрашивает он. — Какой журналист? Кто пустил? Взять!» Кто-то хватает меня за руки и, сильно крутанув их за спину, валит набок и на колени, затылок мой взрывается невиданным японским фейерверком, мир переворачивается, все поглощает тьма. И я просыпаюсь.

Пятна и силуэты все еще скользят по экрану, музыка Дебюсси еще звучит. Я лежу в мягком кресле, растирая затылок, эти регулярные головные боли, и нигде больше нет таблеток. То есть здесь-то они есть, но у меня нет здешней «визитки», мне не продадут. Я посидел еще немножко, прикидывая, не продать ли по приезде план увиденной мной операции генералу Макашову, а за это взять у него автомат Калашникова и пару обойм. Вещь в доме нужная, все-таки у меня дети. Ах, если бы у генерала нашелся еще и анальгин!

* * *

В цитадели Нового кино, за черной баррикадой, идет захватывающая жизнь. «Жизнь как она есть». Название фильма Луи Фейяда, классика. Тут целый цикл Фейяда: «Гадюки», «Карлик», «Сердце и деньги», «Вампиры», «Отрубленная голова», «Убивающее кольцо», «Призрак», «Побег смерти», «Завораживающие глаза», «Сатана», «Повелитель молнии», «Отравитель», «Кровавая свадьба». Я думаю о счастливых людях, которым катастрофически не хватает крови, грязи и крутой эротики, о людях, которые, не имея способов во всем этом изваляться, создают искусство, позволяющее окунуться хоть в выдумку. «„Сказка весны“: Жанна, молодой профессор философии, и Наташа, студентка, встречаются в такой вечер, когда обе умирают со скуки. Очень скоро они осознают необходимость своей дружбы». «„Кот и женщина“: Женщина теряет голову не из-за мужчины, а из-за кота». Швеция, Голландия, Великобритания. «Удручающее, насыщенное полярными крайностями повествование. Мужчина, потерпевший от взрыва бомбы, облизывает рану». «Неполное, не доведенное до конца осмысление сексуальной фрустрации». «„Горизонтали“: Горизонтально поставленные листы бумаги перемещаются, создавая различные композиции, пропорции». «Киноигра женщины и мужчины. Она работает с пылесосом, он — с видеокамерой». «Писатель готовится к большому роману. Кот, с которым он делит существование, приносит ему с улицы „материал“. Писателя он не удовлетворяет, и тот употребляет весь свой запас мата, браня кота и мир».

Счастливцы. Они анатомируют мучение и неподвижность, содрогаются, увеличив муху до размеров слона и ничегонеделание до катастрофы. Они создают специальную технику, чтобы помогала им испытать то, чего никогда не предложит жизнь. А нам, нам-то что здесь нужно? Что ищем мы? Германия, Венгрия, Югославия, Новая Зеландия. А вот и Латвия. «Юрис Пакалниньш. „Без осадков“: Латышский крестьянин едет на автомашине „Опель“ (модель 1936 года), но внезапно начинает барахлить мотор».

И вдруг я увидел, я увидел что-то до боли знакомое. Толстый человек в черной коже и сверкающих сапогах сидит на гауптвахте, и щелкает зубами не то семечки, не то спички, и мастерски сплевывает. Боже мой, это же герой нашего детства и детства наших отцов — советский летчик-хулиган товарищ Валерий Чкалов! И вот он летит на своем самолете, таком же пузатом, как сам, и таких же примерно размеров, причем в этой полосатой бочке умещаются еще и двое его товарищей. Он летит над Красной площадью, где с Мавзолея некий Вождь, гибрид товарища Ленина, товарища Сталина и товарища Берии, орет в большую трубу, руководя картонными танками и солдатиками на площади. В эту трубу с лету и заворачивает товарищ Чкалов.

Вождь не может не полюбить замечательного хулигана. Как-то, выходя из сортира, Вождь слышит шум за входной дверью, по которой и начинает стрелять из мгновенно выхваченного револьвера, дверь в щепки, за ней, насквозь простреленные, улыбаются, пошатываясь, Чкалов и его друзья. Вождь вручает им запечатанный конверт.

Распечатав конверт, они видят карандашную линию через весь лист со стрелкой на конце. Это приказ. И они отправляются в указанном направлении, по льдам, мимо рыбаков, удящих из лунок, прямо на Северный полюс. Там они обнаруживают целую банду басмачей, которых товарищ Чкалов побивает своим огромным кулаком, заставляя убегать на четвереньках, потом он вытаскивает земную ось, а в дырку вставляет советский флаг, обнаруживая, что от этого Землю понесло задом наперед. А они все идут и идут, пока не натыкаются на трех негров, метущих лед, потому что тут нормальный мир уже кончился и начался мир эксплуатации. За спинами негров небоскребы — это Америка. Товарищ Чкалов надевает на обалдевших негров знаменитый советский головной убор — буденновку. Негры охреневают.

Я не смог задавить в себе этого идиотского смеха, он вырывался из меня рыданиями и свалил в конце концов на пол посреди кресел. Зал ошарашенно молчал. «Как надоел этот соцарт!» — сказала девушка-критик с неповторимо умным лицом, глядя на меня сверху вниз с некоторой брезгливостью. А случилось то, что Кинофорум дошел в своей деятельности до «обязательной программы», до фильмов, которые он, нравится — не нравится, вынужден был показывать, потому что… ну, никак нельзя было отказаться. И теперь собравшиеся перетерпливали фильм, снятый одним из ленинградских «параллельщиков», Максимом Пежемским «Переход товарища Чкалова через Северный полюс».

Увы. По этому поводу Путеводитель по Кинофоруму отмечал: «„Программа советского кино“: Советские фильмы, предлагаемые Форумом… еще не стали непреложным фактом истории кино. Слишком коротка дистанция, чтобы вынести вердикт этому кино». А какой тут вам нужен вердикт, то есть приговор? Увы, в этих фильмах никто не ездит на «Опеле» (модель 1936 года) для того, чтобы у него заглох мотор, никто не режет угрей в простыне. На что смотреть? Путеводитель стыдливо перечисляет: «Валерий Огородников. „Бумажные глаза Пришвина“. Герой фильма — режиссер старается постигнуть тайну ушедшего времени, разгадать секрет поколения, загадку общества, в котором даже пошлые шутки превращаются в злой рок, калечащий и убивающий». «Сергей Селянов. „День ангела“. Внутренний мир странного мальчика Мафусаила. Мир особый, со своим особым временем, пространством, непривычной логикой. В этом мире причудливо переплетаются фрагменты истории нашей страны, любовные похождения дачного „чемпиона“ Севы и сестер героя, философские рассуждения о смысле жизни… А сам мальчик напоминает не то дурачка из сказок, не то ангела, залетевшего неведомо откуда». «Кира Муратова. „Астенический синдром“… И тому подобное искусство вчерашнего дня.

* * *

Ночью мне снилось, будто бы в ДЭЗе у меня забрали расчетную книжку, зачеркнули в ней старую цифру квартплаты, написали новую, меньшую, и, возвращая, поздравили с тем, что теперь я еще больше смогу экономить. Меньше платить за квартиру придется потому, что отопление, к сожалению, в этом сезоне работать не будет, плохо с углем. Я так и думал, поскольку если до октября не топили, то уж и дальше не затопят. Но слава богу, обогреватель в доме есть.

И побрел я домой, кляня себя за то, что летом не купил, идиот (а только любовался), ту чугунную печечку для саун, за 55 рублей. Сейчас вывел бы в форточку трубу и горя бы не знал. И решил я завтра же поехать в тот хозяйственный, дать продавцу чирик, чтоб позвонил, если вдруг снова печки забросят. И, будто бы вдохновленный этим решением, захожу я в подъезд и, даже обнаружив, что лифт, как всегда, не работает, радостно лезу на свой пятнадцатый объяснять семье про новые правила и новую жизнь.

Семья, закутанная в пальто и одеяла, сползается в ванную, где труба-сушилка, работающая внесезонно, создает теплый климат, и внимательно меня выслушивает. Причем, в свою очередь, сообщает, что лифт теперь работать не будет, потому что он не сломался, а вообще отключили электричество. Потому и обогреватель сегодня не работает, и электроплита, обед разогревали на дачной газовой плитке, но, если так пойдет дальше, надо где-то искать сменный баллон с газом, старый уже на исходе. И с едою теперь еще больший напряг, даже если найдешь что в магазине, на пятнадцатый с сумками не набегаешься, впрочем, это ладно, было бы что таскать. Но как быть с выгулом двухгодовалой дочери? — бабушка на улицу ползать по лестнице отказывается.