Искушения Парижа (Девственница в Париже; Ах, Париж!)
Шрифт:
На протяжении всего обратного пути ее мучили опасения.
Встречаться сегодня с Гозлином до ужаса не хотелось.
— Надеюсь, вы хорошенько подумаете над тем, что я вам предложил, — прошептал ей на ухо Берти, когда они подъехали к дому герцогини. — В четверг я обязательно приду на вечеринку к ее светлости. И расскажу вам в подробностях, каков мой план. Но ждать встречи так долго я просто не смогу. Поэтому загляну к герцогине завтра после обеда. Может, получится с вами увидеться.
—
— К черту тетю с ее намерениями! — заявил Берти раздраженно. — Я хочу видеть вас, остальное меня не интересует.
Гардения улыбнулась:
— Большое спасибо за прогулку. Мне она надолго запомнится.
Лорд Харткорт спрыгнул на землю, помог Гардении выйти из экипажа и пожал ей руку.
— До свидания, мисс Уидон, — сказал он.
Гардения еще раз улыбнулась и торопливо зашагала вверх по лестнице.
Большие часы в холле показывали пять минут седьмого, когда она вбежала в дом. В это время герцогиня обычно еще отдыхала.
Поднявшись на второй этаж. Гардения увидела барона. Он выходил из комнаты герцогини.
— А, вот и ты, Гардения! Наконец-то вернулась. Ее светлость ожидала, что ты явишься раньше.
— Я ездила на прогулку, — ответила Гардения. — И очень хорошо провела время.
— С двумя англичанами?
Гардения кивнула.
— С мистером Каннингхэмом и лордом Харткортом. Мы катались на экипаже, запряженном черными красавицами-лошадьми.
— Ха! Эти англичане вечно что-нибудь выдумают! — проворчал барон, сильно хмуря брови. — Выкидывают деньги на ветер, серьезные вещи их не заботят! Занимались бы лучше управлением своих имений!
— Иногда о серьезных вещах можно и не думать, — возразила Гардения. — Особенно если ты в Париже, а на дворе весна.
Она пребывала в приподнятом настроении и не желала позволять барону испортить его критикой и инсинуациями.
Он постоянно говорил об англичанах что-нибудь весьма нелестное и называл их бестолковыми любителями развлечений.
— О чем же вы беседовали с лордом Харткортом? — поинтересовался барон.
— Ни о чем конкретном. — Гардения пожала плечами.
— Тебе он нравится?
Вопрос был настолько неожиданным и откровенным, что Гардения к своему великому стыду покраснела. Но ответила довольно смело и даже дерзко:
— Мне очень нравится и лорд Харткорт, и его кузен!
Барон невозмутимо кивнул.
— Отлично. Общайся с милыми молодыми людьми, сколько хочешь. Твоя тетя именно этого и желает. Но больше других ей нравится лорд Харткорт, верно?
— Извините, я должна привести себя в порядок для похода в театр, — сказала Гардения, игнорируя последний
— Ах да, театр! — воскликнул барон, словно совсем позабыл о своих планах на вечер. — С нами пойдет еще один человек, Пьер Гозлин. Вчера ты его уже видела.
— О нет! — невольно слетело с губ Гардении. Она прижала руку ко рту, но было уже поздно.
Барон приподнял брови.
— Насколько понимаю, тебе этот человек не понравился?
Твоя тетя тоже не любит его. А зря. Он, конечно, не красавец, но чертовски умен. Когда ты станешь взрослее, поймешь, что это крайне важное качество. — На его мерзких губах появилась неприятная улыбка. — Можешь не переживать. Мсье Гозлин заинтересован не тобой, а твоей тетей. Все свое внимание он посвятит ей. А с тобой буду общаться я.
— Как приятно, — процедила Гардения сквозь зубы.
— Очень приятно, — прошептал барон, касаясь толстым пальцем ее подбородка.
Не успела она опомниться, как он нагнул голову и обхватил ее губы своим жутким ртом.
Задыхаясь от негодования и потрясения, едва удержавшись, чтобы не залепить обидчику звонкую пощечину, Гардения отскочила от него и побежала вверх по лестнице, тщательно вытирая губы тыльной стороной ладони.
Из-за ее спины послышался взрыв оглушительного хохота.
Она чувствовала, что ненавидит барона всей своей душой.
Глава девятая
Гардения закрылась в своей комнате и принялась тщательно вытирать губы. Вскоре они покраснели и припухли, но ей казалось, что на них все еще сохраняется след от гадкого поцелуя барона. Ее трясло от ужаса и отвращения.
— Я его ненавижу! — повторяла она вновь и вновь, расхаживая взад и вперед по устланному ковром полу. От ощущения собственной беспомощности хотелось бить по стенам кулаками. Настолько одинокой она не чувствовала себя даже после смерти мамы. Теперь ей не к кому было обращаться за помощью. Ждать защиты от тети Лили не имело ни малейшего смысла. Со слезами на глазах она размышляла об участи сотен женщин, вынужденных подчиняться воле мужчин.
Над суфражистками и их выходками смеялись, но во многом участницы этого движения были правы. Сколько бы мужчины ни рассуждали о влиянии на них женщин, последние все равно оставались их рабынями, поскольку не имели ни прав, ни привилегий и как будто относились к низшему сословию общества.
За полчаса до ужина Гардения послала тете записку, в которой сообщила, что у нее болит голова.
Голова у нее действительно болела, но настоящая беда состояла в другом: в невыносимых ощущениях, разрывавших на части душу.