Искусство похищения навсегда
Шрифт:
ее. Я сдерживаю свое желание вытолкнуть офицера с порога и с наших глаз.
– Скоро увидимся, – грозно произносит Леннокс, выходя на улицу. Сент-Клэр медленно
закрывает дверь, но его мышцы так напряжены, что я замечаю, как он прилагает всю силу
воли, чтобы не хлопнуть ею.
Мы стоим напряженно в тишине, ожидая, когда они уедут. Медленно заводятся
двигатели, и свет от фар удаляется, пока мы вновь не погружаемся в темноту.
Одни.
Я делаю глубокий вдох, и мой
– Тебе стоит начать объясняться. Сейчас.
– Почему бы нам не побеседовать, принимая вместе душ? – спрашивает Сент-Клэр.
Что? Я открываю рот, собираясь высказать ему все, но он наклоняется ко мне и шепчет:
– Леннокс мог поставить жучки или попытаться подслушать с улицы. Нам нужно
отправиться куда-нибудь, где нас не смогут услышать.
Жучки, видеонаблюдение. Чувствую холодок по коже. Я действительно беспомощна.
Поднявшись наверх в его роскошную ванную, мы выскальзываем из халатов и заходим в
заполненное паром пространство душевой, где под напором льется вода. Сент-Клэр
притягивает меня к себе, и моя кожа начинает пощипывать от жара нашей близости друг к
другу. Мое тело пока что не предает, а вот разум и сердце подозрительно относятся ко всему,
прямо как Леннокс. Мне инстинктивно хочется прижаться к Сент-Клэру, расслабиться на его
сильной груди и притвориться, что сегодняшней ночи вообще не существовало. Но я не могу.
9
N.A.G. – Переводы книг
Он предал меня, и этого не изменить.
– Ладно, говори, – требую я, глаза жгут горючие слезы. – Я доверяла тебе, солгала ради
тебя, а теперь, если тебе хоть когда-нибудь было на меня не плевать, ты расскажешь мне
правду. Всю.
Он делает глубокий вдох, и на его лице проскальзывает выражение, которого я никогда
раньше не видела. Тревоги… и облегчения.
– Он прав. Леннокс. Мужчина, стоящий за всеми этими кражами и ограблением
галереи. Это я.
– Что? – Я в шоке отскакиваю, лишившись дара речи и с трудом воспринимая его слова.
Сент-Клэр выдыхает, словно это секрет, который он очень долго хранил в себе. Он
смотрит на меня, а его синие глаза будто полны новой надежды.
– Но ты должна мне поверить, я никогда не хотел тебе лгать, Грэйс. Все, что касается
тебя и меня, по-настоящему. Это самое настоящее, что я когда-либо знал.
Качаю головой.
– Как я могу тебе верить? Ты сам сейчас сказал, что все, о чем говорил мне когда-либо
было ложью!
– Шшш, – успокаивает он меня, – Пожалуйста, Грэйс, позволь мне объяснить.
– А что тут объяснять? – восклицаю я уже в ярости. – Ты крадешь у людей, Сент-Клэр.
Боже, зачем? Ты самый богатый человек, которого я знаю. Ты же
этих картин, даже не напрягаясь.
– Все не так. Я краду их не для себя. – Он тянется ко мне, но я отстраняюсь.
– Но ты действительно крадешь их. И для кого же тогда? – Смотрю на него в упор в
замешательстве.
– Для тех, кому они принадлежат. Для людей, не имеющих законного права, которых
система не пожелала слушать, у которых нет другого выхода. Я возвращаю произведения
искусства их законным владельцам.
– Например? – спрашиваю я, не понимая, но все же желая, чтобы он объяснил.
– Семьям, которые потеряли все во время войн, – объясняет Сент-Клэр. – Произведения
искусства, что были конфискованы нацистами или украдены. Людей лишили в жизни всего,
что для них имело значения. Есть сотни шедевров, которые были незаконно изъяты, а теперь
висят в галереях или продаются на аукционах. Я не считаю это воровством. Я вижу в этом
справедливость. Семьи потеряли их самые дорогие достояния… если я могу вернуть их
семейное наследие, их бесценные реликвии, которые у них раньше незаконно отобрали, разве
это так плохо?
– Да, – говорю ему, борясь с подступающей к горлу желчью. – Плохо. Чарльз, если ты
так печешься о справедливости, то можешь нанять юристов и биться с ними в суде. Но вместо
этого ты снуешь по округе посреди ночи и воруешь. Ты преступник. И занимаешься этим,
потому что обожаешь острые ощущения. Любишь вызов. Боже, Леннокс был прав на счет
тебя.
Я отворачиваюсь от него, но Сент-Клэр хватает меня за руку.
– Нет, Грэйс, пожалуйста, выслушай меня.
– Я слушала! Но мне нужны ответы получше, – говорю я. – Из-за чего был весь сыр-бор
сегодня ночью? Какую большую несправедливость ты исправлял этой кражей?
Приподнимая подбородок, он выпрямляется, выражая всем своим видом уверенность в
своей правоте.
– Эта картина принадлежит русской семье. Агенты КГБ изъяли ее, а затем подарили
одному из своих богатых сторонников. Я уже несколько лет отслеживаю это дело, после того,
как увидел статью об их семье в газете, – он воодушевляется, и выражение его лица оживает.
– Эту картину было сложно раздобыть из-за систем безопасности в других музеях, поэтому,
когда я услышал, что ее перевезли сюда… – он умолкает, глядя на меня. – Что?
– Только посмотри на себя. – Я чуть не рассмеялась. – Дело не только в правосудии или
в желании изображать Робин Гуда. Ты любишь саму игру, одурачивая копов и страховых
агентов. Сегодня ночью я боялась, что нас поймают. Сирены, полиция, я готова была сойти с