Искусство (Сборник)

Баркер Клайв

Томми-Рэй лежал в своей постели и исходил потом. Он закрыл окна и опустил шторы. Вскоре в запечатанной комнате стало жарко, как в раскаленной печи, но Томми-Рэя жара и полумрак успокаивали. В их объятиях он не чувствовал себя таким одиноким и обнаженным, как под чистым солнечным небом города. Он вдыхал запахи, исходящие из собственных пор, и свое хриплое дыхание, что вырывалось из горла и возвращалось обратно к губам. Если Джо-Бет его предала, придется найти себе другую компанию, а с кого же начать, как не с себя?

Он слышал, как она вернулась домой, как они спорили с мамой, но не пытался

разобрать слова. Если ее жалкий роман потерпел крах — а иначе с чего бы она стала рыдать на лестнице? — она сама виновата. У Томми-Рэя есть более важные дела.

Он лежал в духоте, и перед его глазами возникали странные картины. Все они выплывали из тьмы, какой не могло быть в комнате с задернутыми шторами. Может, из-за недостаточной темноты они и расплывались, не успевая до конца сформироваться? Томми-Рэй жадно пытался рассмотреть их фрагменты как можно подробнее, но это ему не удавалось. Он разглядел кровь, камни и странную белесую тварь, при виде которой у него сжимался желудок. Еще он разглядел человека. Не слишком хорошо, но он разглядит получше, если как следует пропотеет.

Когда он его разглядит, ожидание кончится.

Сперва, из расщелины послышались тревожные крики. Люди вокруг провала, включая Спилмонта и Хочкиса, пытались поднять тех, кто находился внизу, но у них не хватило сил. Стоявший ближе других к краю полицейский вдруг завопил и забился, как пойманная рыба, когда веревка обвилась вокруг его руки, одетой в перчатку, и потащила его в пропасть. Его спас Спилмонт. Он тянул незадачливого полицейского назад до тех пор, пока тому не удалось высвободить руку из перчатки. Оба повалились спиной на траву, и тут же снизу раздались новые крики.

– Она открывается! — закричал кто-то. — О господи, она открывается!

Грилло был по природе трусоват. Он боялся всего и всех, пока дело не касалось новостей, но в работе он готов был встретиться лицом к лицу с чем угодно. Отодвинув Хочкиса и полицейского, он прошел вперед, чтобы лучше видеть происходящее. Никто не остановил его: все были озабочены собственной безопасностью. Из расширявшейся на глазах расщелины поднималась пыль. Она ослепляла тех, кто держал страховочные веревки, на которых буквально висели жизни спустившихся вниз альпинистов. Грилло видел, как одного из них подтащило к краю провала, откуда уже неслись чьи-то предсмертные крики. Альпинист тоже закричал, когда земля под его ногами разверзлась. Кто-то бросился к нему на помощь, но было поздно. Веревка натянулась, сдернула человека вниз, и он исчез из поля зрения. Тот, кто хотел его спасти, остался лежать ничком на краю трещины. Грилло приблизился на три шага, хотя почти не видел земли у себя под ногами. Он чувствовал ее дрожь, что отдавалась в ногах, поднималась по позвоночнику в мозг, и от нее путались мысли. Он действовал инстинктивно. Широко расставив ноги, чтобы сохранить равновесие, он наклонился к упавшему человеку. Это был Хочкис. По его лицу текла кровь, а глаза неподвижно застыли. Грилло крикнул, назвав его по имени. Хочкис вцепился в протянутую руку. Земля вокруг зашевелилась и посыпалась вниз.

Хови и Джо-Бет спали бок о бок на кровати мотеля. Они оба шумно дышали, обоих била дрожь, словно любовников, выплывших и не утонувших, но они не просыпались. Им снилась вода. Темное море несло их к какому-то чудесному месту. Но доплыть им туда не дали. Что-то, оказавшееся

под их скользившими по воде душами, схватило их, выдернуло из ласкового течения и швырнуло в каменную шахту, где было сплошное страдание. Вокруг люди кричали, срывались в бездну, и следом за ними туда же летели извивавшиеся, словно змеи, веревки.

Там, в этой тьме, Хови и Джо-Бет звали друг друга по имени, но прежде чем им удалось соединиться, откуда-то снизу хлынул ледяной поток, который понес их вверх. Эта была подземная река — холодная как лед, никогда не видевшая солнца. Она несла их, а также трупы людей и еще что-то, что было в этом кошмаре. По мере того как они приближались к солнцу, все яснее проступали очертания стен.

Когда прорвалась вода, Грилло с Хочкисом находились в четырех ярдах от края расщелины. Удар был так силен, что их сбило с ног и на них обрушился ледяной ливень. Вода привела Хочкиса в чувство. Он еще сильнее впился в руку Грилло и завопил:

– Смотрите! Смотрите!

В потоке было что-то живое. Грилло видел это лишь мгновение: силуэты, похожие на человеческие, призрачные как дым, остающийся в воздухе после фейерверка. Он тряхнул головой, чтобы на секунду отвлечься от этого образа, а когда взглянул еще раз, все исчезло.

– Надо убираться отсюда! — услышал он крик Хочкиса.

Земля продолжала раскалываться. Они бросились вправо и бежали, ослепнув от пыли и воды, по скользкой грязи, пока не споткнулись о веревку заграждения. Прямо перед ними лежал мертвый спасатель с оторванной рукой, чье тело выбросило из расщелины потоком воды. Дальше, за веревкой и трупом, под деревьями стояли Спилмонт и еще не сколько полицейских. Вода долетала сюда слабее, шуршала в листьях, как обычный летний дождик, а за спиной бушевал извергавшийся из недр земли поток.

Истекая потом, Томми-Рэй смотрел в потолок и смеялся. Он не веселился так с позапрошлого лета, когда они с Шоном и Энди ездили в Топангу, где были великолепные волны, и катались на досках часами, наслаждаясь скоростью.

– Я готов, — сказал он, отирая глаза от пота. — Готов и жду. Приди и забери меня, кто бы ты ни был.

Хови казался мертвым. Он лежал на скомканной постели, его глаза были закрыты, зубы стиснуты. Джо-Бет отшатнулась, зажав рот рукой, чтобы не дать волю панике.

– Господи, прости, — сказала она, едва сдерживая рыдания.

Им нельзя даже лежать рядом в одной постели. Ее сон (где они, обнаженные, плыли вместе в теплом море, а их волосы сплелись так, как она хотела бы, чтобы сплелись их тела) был преступлением против законов Бога, И к чему это привело? К катастрофе! Кровь, камни и этот страшный дождь, убивший его во сне.

«О Господи, прости меня!»

Хови открыл глаза так внезапно, что слова молитвы вылетели из ее головы. Вместо них она произнесла его имя:

– Хови? Ты жив?

Он потянулся за очками, лежавшими рядом с кроватью, надел их и лишь тогда заметил ее страх.

– Тебе тоже это снилось, — сказал он.

– Это не похоже на сон. Слишком все было реально. — Она дрожала с ног до головы. — Что мы наделали, Хови?

– Ничего, — сказал он, с трудом проглатывая ком в горле. — Мы не сделали ничего плохого.

– Мама была права. Мне не надо было…

– Прекрати, — сказал он, свесив ноги и поднимаясь. — Мы не сделали ничего плохого.