Искусство Сновидения (перевод И. Старых и др.)
Шрифт:
Я уже сказал тебе, что быть натуральным мужчиной или натуральной женщиной является вопросом положения точки сборки, – сказал дон Хуан. – Но, естественно, я имел в виду того, кто родился или мужчиной или женщиной. Для видящего самая яркая часть точки сборки обращена наружу, если это женщина, и вовнутрь,– если это мужчина. Точки сборки арендатора первоначально была обращена вовнутрь, но он менял ее положение, и вращая ее, превратил свою яйцеобразную энергетическую оболочку в подобие спиралевидной раковины.
12 глава. Женщина в церкви.
Мы
Я воспользовался моментом затишья, чтобы осмыслить то, что со мной произошло. Мое время с доном Хуаном подходило к концу. Он и его партия были близки к осуществлению магической мечты – оставить этот мир и войти в непостижимые пространства. Основываясь на своих ограниченных достижениях в области сновидения, я верил, что их притязания были не иллюзорными, а напротив – исключительно трезвыми, хотя и противоречащими разуму. Они стремились постичь непознаваемое, и они сделали это.
Дон Хуан был прав, когда говорил, что сновидящий, вызывая систематическое перемещение своей точки сборки, раскрепощает восприятие, расширяя диапазон и масштабы того, что может быть воспринято. Для магов его партии сновидение не только открывало врата в любые воспринимаемые миры, но и готовило их ко вхождению в эти миры в полном осознании. Сновидение для них было чем-то невыразимым, беспрецедентным, чем-то таким, на что можно было лишь намекнуть, как это сделал, например, дон Хуан, когда назвал его вратами к свету и темноте во вселенной.
Им осталось сделать только одно – свести меня с бросившим вызов смерти. Я сожалел о том, что дон Хуан не позволил мне записывать, чтобы я мог лучше подготовиться. Но он был нагвалем, который в деле любой важности полагался на экспромт или вдохновение, почти ни о чем не предупреждая заранее.
На мгновение я почувствовал себя хорошо, сидя с доном Хуаном в этом парке и ожидая дальнейшего развития событий. Но затем моя эмоциональная стабильность стала улетучиваться, и я в мановение ока оказался на грани темного отчаяния. Меня захватили мелочные соображения относительно своей безопасности, своих целей, своих надежд в этом мире, своих проблем и тревог. Однако поразмыслив, я вынужден был признать, что единственное истинное беспокойство, которое у меня оставалось – это беспокойство о моих трех соратниках по миру дона Хуана.Но даже это реально не волновало меня. Дон Хуан научил их быть такими воинами, которые всегда знали, что делают, и, что самое главное, он научил их всегда знать, что делать с тем, что они знают.
Имея все возможные земные причины, чтоб испытывать муки, беспокоившие меня с давних пор, все, с чем я остался, было беспокойством за себя самого. И я без тени стыда предавался ему. Одно последнее индульгирование на дорожку: страх умереть от руки бросившего вызов смерти. Мне стало страшно до спазмов в желудке. Я пытался извиняться, но Дон
– Ты не уникален в своем страхе, – сказал он. – Когда я встретил бросившего вызов смерти, я наложил в штаны. Поверь мне.
Я долго ожидал в молчании, это были тяжкие минуты.
– Ты готов? – спросил он.
Я сказал – да!
Вставая, он добавил: – Тогда идем, посмотрим, как ты сможешь выйти на линию огня.
Он направился назад в церковь. Все, что я могу вспомнить до сегодняшнего дня, – это то, как он тащил меня весь этот путь. Я не помню, как мы дошли до церкви, как вошли в нее. Дальше мне запомнилось, как я опустился на колени на длинную потертую деревянную скамью рядом с женщиной, которую заметил раньше. Она улыбалась мне. В отчаянии я оглянулся, пытаясь найти дона Хуана, но его нигде не было. Я бы заметался, как летучая мышь, вырвавшаяся из мрака, если бы женщина не удержала меня, схватив за руку.
– Ты что, боишься меня, маленькую? – спросила меня женщина по-английски.
Я стоял, словно приклеенный к тому месту, где преклонил колени. Ее голос – вот что мгновенно приковало мое внимание. Я не могу описать, что было в этом резком звуке, проникнувшем в самые потаенные уголки моей памяти. Мне показалось, что я знал этот голос всегда.
Я остался стоять неподвижно, загипнотизированный этим звуком. Она спросила меня по-английски еще о чем-то, но я не мог понять, о чем она говорила. Она опустилась на колени справа от меня.
– Я понимаю, что такое настоящий страх. Я живу с ним.
Я только собрался заговорить с ней, когда услышал голос эмиссара у своего уха.
– Это голос Хермелинды, твоей кормилицы, – сказал он.
Единственное, что я знал о Хермелинде, – это история, рассказанная мне о том, как она была насмерть сбита грузовиком. Этот женский голос, взывавший к таким глубинам памяти, потряс меня. Я испытал мгновенное мучительное волнение.
– Я – твоя кормилица! – негромко воскликнула женщина. – Как необыкновенно! Хочешь молочка? – Смех сотрясал ее тело.
Я приложил сверхусилие, чтобы остаться спокойным, хотя чувствовал, что земля уходит из под моих ног и в следующее мгновение я потеряю сознание.
– Не обращай внимания на мои шутки, – сказала женщина низким голосом. – По правде говоря, ты мне очень нравишься. Ты переполнен энергией. Похоже, мы с тобой поладим.
Прямо перед нами опустились на колени два старика. Один из них неожиданно обернулся, странно посмотрев на нас. Она не обратила на него никакого внимания, продолжая шептать мне на ухо.
Разреши мне держать тебя за руку, – попросила она.
Однако ее просьба звучала как приказ. Я подчинился и оставил свою руку в ее, не в силах ответить нет.
– Спасибо за твое доверие и веру в меня, – прошептала она.
Звук ее голоса вверг меня в безумие. Его резкость была так необычна, так абсолютно женственна. Ни при каких обстоятельствах не смог бы я спутать его с мужским голосом, пытающимся звучать по-женски. Это был резкий голос , но не хриплый или грубый. Он более походил на хруст гравия под босыми ступнями.