Искусство соблазна
Шрифт:
Она почувствовала злость. Он и так уже столько раз давал ей понять, кто здесь главный. Она уступила ему практически по всем позициям. А теперь он ведет себя так, словно после всего того, что между ними было, они могут остаться просто друзьями. Она пыталась найти слова, предельно ясные и предельно грубые, чтобы показать ему, что она остается человеком со своей волей и своими взглядами.
— Я здесь не для того, чтобы вас развлекать, — сказала она. — Я здесь потому, что хочу выпутаться из беды. Я совершенно не собираюсь множить свои
Он вздрогнул и заморгал.
«Да, вот то, что надо, — подумала Эмма. — Будешь знать, как валять дурака с Эммой Хотчкис».
Он почувствовал досаду, потом в голову ему пришла неожиданная мысль. Он прищурился, в глазах заискрился смех. «Что случилось? — подумала Эмма. — С чего вдруг такая перемена?»
— Вы хотите сказать «оть...»?
Она повторила собственную версию. Кажется, так они говорили? Или нет? Эмма насупилась и прикусила губу. Да, она, кажется, что-то перепутала. Честно говоря, она слышала это выражение всего один раз, возле паба. Эмма была в растерянности.
Он усмехнулся:
— То, что вы мне предложили, не имеет ничего общего с пилой и пиломатериалами.
— Да? — Она заморгала. В чем же тогда суть этого выражения? Неужели... Эмма вдруг покраснела и поняла, что не может дышать.
— Вы все правильно поняли, — сказал он, подтверждая ее догадку.
Эмма открыла рот и тут же прикрыла его ладонью. Она была в ужасе от того, что сделала. Но Стюарт уже смеялся.
— Хотя «отпились» тоже звучит довольно грозно.
— Да, наверное. — И все же то, что сказала она, звучало гораздо хуже. Щеки ее пылали ярче, чем угольки в камине. Она не знала, куда деть глаза.
Стюарт веселился вовсю. От смеха он чуть с кресла не упал.
Он и без улыбки был красивым мужчиной, но когда Стюарт Эйсгарт смеялся... ему просто не было равных. Он сразу становился больше похож на простого смертного, к которому не боязно подойти. Белоснежные ровные зубы, а смех, сам смех — так мог бы звучать отлично настроенный оркестр.
Еще немного — и Эмма уже сама смеялась от души. Ее промах больше не казался чем-то чудовищно неприличным, а просто смешным.
Они вместе смеялись добрых пять минут, после чего он вдруг сказал:
— Вы — самая лучшая женщина из тех, кого я встречал.
— Полоумная, — весело сказала она. Ей все же хотелось как-то соединить его похвалу и реальность. Опять ее похвалили за ее же оплошность. Крайне неприличную оплошность. И этим ему угодила. Как это в его духе — наслаждаться тем, что она совершает промахи.
— Восхитительная, — возразил он, — бесшабашная и хитрая, как лисичка. Авантюрная. Бесстрашная. Безыскусная. Эмма — вы что-то!
— «Я — что-то!»
Она задрала нос и просияла.
Смех их медленно угас, пока они смотрели друг другу в глаза. Никто из них не чувствовал себя в силах прервать этот
— Вы опасное существо, — сказал он ей. — Я могу научить вас грязным выражениям, если вам это любопытно. На пяти различных языках. — Он прищелкнул языком и предложил: — Как насчет того, чтобы в случае выигрыша надавать мне картами по уху?
Она покачала головой, смущенно краснея. О, Стюарт, как она его ненавидела, но с ним ей было чертовски интересно. Он развлекал ее. Он заставлял ее смеяться. Он пугал ее, он приводил ее в бешенство и заставлял смеяться до слез.
— А я, — сообщил ей Стюарт, — выбираю поцелуй. Его я желаю получить в качестве выигрыша. Но только продолжительный. Так вам достаточно удара картами? Это, на мой взгляд, соизмеримо с «игрой в поцелуйчики», как вы это называете. Назовите вашу цену, миссис Хотчкис, и раздайте карты.
Она нахмурилась.
— Продолжительный — это сколько?
— Пять минут.
Она покачала головой. Ей явно хотелось смеяться, но она сдерживалась.
— Слишком долго, — с серьезным видом сказала она.
— Три.
— Одна.
— Значит, вам придется пересмотреть свое желание. Минутный поцелуй ничего не стоит. Так чего вы хотите?
Она начала говорить, еще не зная, что скажет:
— Если я выиграю, вы перестанете так поступать... Вы перестанете раздавать медали за подвиги, которые не подвиги, а совсем наоборот. Вы забудете все эти дела, связанные с сексом. — Последнее слово Эмма произнесла очень отчетливо. Она перегнулась через стол, очень серьезно глядя ему в глаза. — Мы не можем себе этого позволить ни в коем случае, и я от этого с ума схожу.
— Хорошо, — сказал он. — Если вы выиграете.
Он произнес это так, словно победа предоставляла ему карт-бланш.
— И ваше пальто, — добавила она, — раз вы все равно вынуждены будете оставить меня в покое.
— Мое пальто? За минутный поцелуй? — Он засмеялся. — Нет, я так не думаю. Десять минут.
— Пять.
— Ладно. И пальто наподобие моего. Мое пальто вам все равно не впору. Я закажу к вашему меховую подкладку.
— Из любого меха, который вы пожелаете. Если вы выиграете.
— Отлично.
Они посмотрели друг на друга. Эмма подвинула стул ближе к столу и основательно на нем устроилась.
— Я сдаю.
— Нет. Мы бросим кости.
Правила игры были установлены. Более или менее. Они отсчитали пятнадцать фишек, и Эмма тут же сказала, что этого на игруне хватит. Она оказалась права. Стюарт бросил на кон все оставшиеся, и Эмме нечего было поставить.
— Вы блефуете, — сказала она. — Вы думаете, что можете меня переиграть лишь потому, что у вас больше фишек, чем у меня всего лишь на первом кону. Это несправедливо. Позвольте мне вистовать с тем, что у меня есть.