Исламская интеллектуальная инициатива в ХХ веке

Градировский С.

Таким образом, в области государственного управления Конституция ИРИ содержит очень важную составляющую — систему советов, — которая в той или иной форме находила свое применение в таких странах с разными режимами, как советская Россия, фашистская Италия (и Германия в проектах братьев Штрассеров), Ливийская Джамахирия. В свою очередь конституция Сиддыки возрождает институт хисбы, наделяя его, однако, новыми полномочиями и в конечном итоге возводя его на новый, конституционный уровень, в отличие от уровня тех функций — функций контроля за моралью и базарной жизнью, — которые были присущи мухтасибам в средневековом Багдаде. Впрочем, косвенно все это опять же соответствует указанной особенности двух конституций: Сиддыки акцентирует вопросы, касающиеся политических прав, и хисба наделяется в некотором смысле полномочиями омбудсмана; а советы разных уровней в том виде, как их деятельность регулируется Конституцией ИРИ, признаны решать социальные вопросы.

Сиддыки,

видимо, неспроста был так озабочен политическими правами. Дело в том, что само существование нынешних национальных государств в подавляющем большинстве мусульманских стран свидетельствует о том, что основная победа (временная) сил, враждебных исламу, достигнута именно в политической сфере. Из других источников известно, какими средствами она достигнута: отсюда конституция Сиддыки уделяет столько внимания запрету на применение пыток и вообще правам личности. Сам Сиддыки ко времени написания конституции просто не мог не чувствовать необходимости дать своим сторонникам хотя бы примерный эскиз того набора прав, за достижение которых необходимо бороться. А бороться, спустя несколько лет, действительно пришлось.

Мусульманский парламент Великобритании

Идеи Калима Сиддыки в сфере политологии, социологии и т. д. сделали известным его имя в мировом исламском движении. Но в самой Великобритании он стал известен лишь после «дела Салмана Рушди» и инициативы создания Мусульманского парламента. Позже сам Сиддыки будет говорить, что «дело Рушди» разрушило его жизнь, заставив заняться повседневными нуждами мусульманской общины на Британских островах в ущерб научным исследованиям. Но, видимо, обстоятельства требовали того, что соратник Сиддыки, Зафар Бангаш, назвал «комбинацией интеллектуализма и активизма». Вспомним, что еще при учреждении Мусульманского института в начале 1970-х гг. доктор Сиддыки утверждал: ни один сектор исламского общества не может сцементировать собой фундамент будущей цивилизации; есть два полюса — модернисты и традиционалисты; искомый сектор должен обладать позитивными качествами обоих полюсов и отбросить их негативные качества; к данному сектору следует отнести прежде всего проживающих на Западе мусульман-эмигрантов. Таким образом, рассматривая британских мусульман — наряду с мусульманами из других стран западного мира — как наиболее «продвинутую» часть уммы, Сиддыки, разумеется, имел в виду и тесную связь британских мусульман с мировым исламским движением. Действительно, созданный им Мусульманский парламент Великобритании уделял достаточно внимания глобальным проблемам, что нашло отражение и в активном лоббировании боснийских интересов в британском общественном мнении, и в создании Комитета по правам человека, занимавшегося более практической деятельностью — взять хотя бы программу «Оружие для Боснии», или, если шире, деятельность «Фонда Джихада» по оказанию помощи моджахедам в Алжире и Кашмире. Таким образом, опыт Мусульманского парламента может иметь значение для всей уммы.

Каково же значение этого опыта? Известно, что мусульмане на Британских островах составляют меньшинство, причем находящееся в сложных отношениях с большинством, — свидетельством этого для Сиддыки как раз и стало «дело Рушди», хотя и не было, конечно же, открытием: вспомним антизападный пафос прежних его работ. Следовательно, возникла необходимость самозащиты. В плане практического подхода к решению этого вопроса важным представляется то, что Сиддыки сразу же отверг идею создания очередной политической партии и ассоциации, решив создать сразу самостоятельную политическую систему. Таким образом, чтобы войти в Мусульманский парламент, не надо было подписываться под той или иной политической программой, партийным уставом — достаточно было лишь разделять базовые (т. е. исламские) принципы. Очевидно, какую степень свободы давала эта установка. Что касается самостоятельной политической системы — а для мусульманского меньшинства Парламент был задуман действительно как их собственная политическая система, отличная от общепризнанной государственной, не вписывающаяся в нее или по крайней мере существующая параллельно с ней, — такая политическая система создавала предпосылки создания т. н. «внетерриториального исламского государства».

Открытию Мусульманского парламента Великобритании (4 января 1992), которое, по свидетельству Икбала Сиддыки, на несколько недель сделало имя доктора Калима наиболее одиозным на Британских островах, предшествовала длительная работа, в теоретическом плане выразившаяся в написании «Мусульманского манифеста», принятого на конференции Мусульманского института «Будущее мусульман в Британии» 14 июля 1990 г. В течение последующих 18 месяцев Сиддыки и его соратники изъездили вдоль и поперек Великобританию с целью убедить сотни мелких мусульманских партий и движений [113] принять участие в деятельности нового учреждения. Создавались местные «группы Мусульманского манифеста», позднее преобразованные в «группы Мусульманского парламента», своего рода локальные

организационные ячейки. Впоследствии за этими ячейками была закреплена двойная функция: служить механизмом выборов в Парламент и следить за исполнением решений Парламента на местах. Сам Парламент состоял из депутатов, объединенных в комитеты и возглавляемых спикером, избираемым из числа самих депутатов. Первое заседание депутатов, предшествующее официальному открытию, состоялось в ноябре 1991 г. для решения процедурных вопросов. В дальнейшем заседания всех депутатов также практиковались для обсуждения наиболее важных вопросов, в то время как второстепенные вопросы были отданы на рассмотрение соответствующих комитетов. Наиболее значимым из этих комитетов являлся Комитет стратегического планирования, созданный на основе инициативной группы (15-20 человек), сопровождавшей Сиддыки в 1990-1991 гг. в организационных поездках по Великобритании.

113

Многие из которых реально насчитывали 1-2 человека.

Подобный механизм был первым наброском модели политической системы «внетерриториального исламского государства». Согласно Сиддыки, «политическая система меньшинства» представляет собой инструмент, работающий во благо этого меньшинства: «выслушивающий» его требования и «говорящий» в защиту его интересов. «Исламское государство» же оперирует, в частности, таким ключевым понятием, как власть, что видно, в частности, при разборе работы «Политические измерения Сира», — следовательно, это уже новый уровень политического взаимодействия. Кстати, очевидно, что мусульманская община (например, британская) по определению не может абстрагироваться от подобного рода взаимодействия — если она, конечно, состоит из истинных мусульман. Нелишне еще раз вспомнить слова Хомейни: «Клянусь, что все в исламе — это политика!» Но дело в том, что на протяжении веков исламская политическая мысль имела дело с социально-политическими моделями другого рода.

Исторически под исламским государством понималась преимущественно та или иная страна с мусульманским большинством населения. Конечно, существовали и мусульманские меньшинства, но чаще всего такая ситуация, особенно если мусульмане не составляли правящую аристократию, считалась аномальной. Традиционная богословская мысль, проводя аналогии с хиджрой Пророка, советовала таким меньшинствам эмигрировать из-под власти Дар аль-Харб. Положение изменилось только с наступлением колониализма, но, похоже, адекватный ответ не был дан и тогда.

В своих работах Сиддыки нередко обращается к политическому опыту ранней мединской уммы. Также и в случае со статусом мусульманской общины Великобритании возникает прямая аналогия: с общиной сторонников Пророка (СААС) в Мекке (т. е. до хиджры) — этим своеобразным «государством в государстве», и с общиной тех, кто в эпоху хиджры эмигрировал не в Медину, а в Эфиопию. В данном случае примечательно отсутствие у ранних мусульман привязки «исламского государства» к определенной территории, в противоположность государственным моделям, характерным, в частности, для Запада. Также следует обратить внимание на суть «коллективного договора» между мусульманской общиной и негусом Эфиопии: община имеет право самоорганизоваться согласно собственному желанию при коллективном соблюдении взятых на себя обязательств. Аналогично вел себя и ислам в эпоху Халифата с представителями религиозных меньшинств: давал им возможность организоваться в общины, наделив каждую признанную общину такими правами, которые немыслимы в современных демократиях. Например, система миллетов в Османской империи: характерный пример — греки-фанариоты, но ведь были и армяне, и евреи, и еще около двадцати религиозных меньшинств.

Итак, в конечном итоге в политической практике ислама существует понятие «социального контракта» между различными религиозными общинами. Именно эту модель и предлагал в конечном итоге доктор Сиддыки для воплощения в жизнь в условиях современного мира. Организация британской мусульманской общины должна была стать своеобразным пробным камнем. И такой процесс организации должен был институционализироваться в форме Мусульманского парламента Великобритании. Так сама идея «Мусульманского парламента», возникнув как реакция на исключительно конкретные, локальные события, должна была стать образцом для подражания мировой уммы.

Можно вспомнить, что одним из первых шагов на пути к созданию Мусульманского парламента была мысль доктора Сиддыки, сравнивавшего положение мусульманской и иудейской общины на Британских островах. А конкретным поводом — «дело Рушди», точнее, факт безнаказанной публикации враждебной мусульманам книги. Для контраста, чтобы оценить статус, достигнутый иудейской общиной, достаточно привести в качестве примера движение ревизионистов — историков, не обязательно правых взглядов, хотя бы частично отрицающих Холокост, — и применяемые к ним санкции, вплоть до штрафов и тюремного заключения, что закреплено в законодательстве многих стран, таких, как Франция и особенно Германия. Роже Гароди — один из наиболее ярких примеров.