Исландский рыбак
Шрифт:
Оставалось шесть дней до ухода рыбаков к Исландии. Свадебная процессия, гонимая яростным ветром, под мрачным, затянутым тучами небом, возвращалась из церкви в Плубазланеке.
Янн и Го, красивые и величественные, будто царственные особы, шли под руку во главе длинной свиты, шли как во сне. Спокойные, сосредоточенные, степенные, они, казалось, ничего не видели вокруг, были надо всем, властвовали над самой жизнью. И даже порывистый западный ветер словно относился к ним с почтением, нещадно терзая идущих позади. Много было веселых молодых людей – жизнь в них била через край; много было и уже поседевших – они улыбались, вспоминая собственные свадьбы
Ветер неистовствовал; юбки то и дело взлетали вверх, шляпы и чепцы слетали с голов.
У дверей церкви новобрачные купили, согласно обычаю, букетики искусственных цветов, чтобы украсить ими свои подвенечные наряды. Янн наугад прикрепил букетик к своей широкой груди, но благо он был из тех людей, которым все идет. Что касается Го, то она изящно приколола эти бедные грубые цветы к лифу своего платья, как и прежде плотно облегающему ее прелестную фигуру.
Деревенский скрипач, обезумев от ветра, играл кое-как; до ушей достигали только обрывки музыкальных фраз, и казалось, что в шуме ветра звучит еще одна мелодия, тонкая, будто крики чайки.
Весь Плубазланек высыпал на улицу посмотреть на новобрачных. Было в этой свадьбе что-то, что увлекало людей. Пришли даже из отдаленных селений. Везде на перекрестках дорог поджидали молодоженов. Почти все пемпольские рыбаки, приятели Янна, были там и восхищались Го. Она, с присущей ей строгой грацией, отвечала на их приветствия легким поклоном головы.
Все окрестные деревушки, даже самые бедные, мрачные и затерянные, были оставлены своими обитателями. На пути процессии расположились нищие, калеки, сумасшедшие с аккордеонами и виеллами; [51] весь этот люд протягивал руки, кружки, шапки за милостыней, которую Янн, с важным, исполненным благородства видом, и Го, с красивой улыбкой королевы, бросали им. Среди нищих были седые старики; в придорожных ямах они почти сливались с землей, из которой едва вышли и в которую вскоре вернутся. Их растерянные, бессмысленные глаза будоражили окружающих тайной несостоявшейся, никчемной жизни. Они смотрели, не понимая, на проходящий праздник…
51
Виелла – старинный струнный инструмент, на котором играли при помощи вращающегося колесика, заменявшего смычок.
Процессия миновала деревушку Порс-Эвен и дом Гаосов, направляясь, по местному обычаю, в часовню Троицы, расположенную на самом краю бретонской земли.
Стоящая у подножия скалы, возле валунов, у самой воды, она, кажется, уже принадлежит морю. Спуститься к ней можно по узкой крутой тропинке среди гранитных глыб.
Свадебная процессия рассыпалась по склону одинокого каменистого мыса, и веселые галантные разговоры совсем стихли в шуме ветра и волн.
К часовне невозможно было подобраться: в ненастную погоду море бушует совсем близко от тропинки. Высоко взмывали белые снопы и, упав, растекались и затопляли все вокруг.
Янн, шедший впереди всех с Го, державшей его под руку, первый отступил перед брызжущими волнами. Сзади амфитеатром раскинулась свадебная процессия, и казалось, что он пришел сюда, чтобы представить морю свою жену, но море угрюмо встретило
Обернувшись, он увидел скрипача, примостившегося на сером камне и пытавшегося между шквалами ветра наигрывать веселую мелодию контрданса.
– Сворачивай свою музыку, дружок, – сказал ему Янн. – Море играет нам другой мотив, и, похоже, это ему лучше удается, чем тебе…
Хлынул дождь, собравшийся с самого утра. Все с криками и смехом стали карабкаться на высокую скалу, чтобы укрыться в доме Гаосов.
Свадебное застолье проходило в отчем доме Янна: жилище Го было слишком бедным для такого события.
Наверху, в большой новой комнате, за накрытыми столами вместе с молодоженами сидели еще двадцать пять человек: родные братья и сестры Янна, его двоюродный брат-лоцман, Гермёр, Кераэз, Ивон Дюфф – все те, кто ходил с ним на старой «Марии», а теперь пойдет на «Леопольдине»; четыре подруги невесты, очень красивые, причесанные на манер византийских императриц, в модных белых чепцах формы морской раковины; четыре шафера – все рыбаки, горделивые, ладно скроенные парни с красивыми глазами.
Разумеется, внизу тоже пировали и готовили пищу. Все остальные из свадебного кортежа расселись где попало, и нанятые в Пемполе женщины без передышки хлопотали у большого камина, заваленного сковородами и чугунами.
Конечно, родители Янна желали для своего сына жену побогаче, но Го слыла девушкой благоразумной и мужественной, к тому же, хоть и лишилась состояния, зато была самой красивой в округе, и им было отрадно видеть супругов, которые так подходили друг другу.
Старик отец, повеселев после супа, говорил:
– Вот и народятся еще Гаосы, их, однако, немало в Плубазланеке!
Считая на пальцах, он объяснял дяде невесты, сколько людей носят здесь эту фамилию: его отец, младший из девяти братьев, имел двенадцать детей, все они женились на родственницах, и получилось множество Гаосов, при том что немало их исчезло в Исландии…
– Что до меня, – продолжал он, – то я тоже женился на родственнице Гаос, и мы произвели на свет еще четырнадцать человек.
Представив себе эдакую толпу, он рассмеялся, тряся седой головой.
Ох и трудно было воспитывать этих четырнадцать маленьких Гаосов! Но теперь стало полегче, да и десять тысяч франков, вырученные за обломок корабля, существенно улучшили жизнь семьи.
Сосед Гаоса-отца по столу, Гермёр, весело рассказывал разные истории, случившиеся с ним в Китае, на Антильских островах, в Бразилии, во времена, когда он служил матросом на флоте. Молодые люди, которым служба еще предстояла, слушали его с широко раскрытыми глазами.
Один из самых забавных случаев произошел на борту «Ифигении». Как-то под вечер заполняли вином цистерны, и один медный краник сломался. Вместо того чтобы предупредить о поломке кого следует, матросы принялись вволю пить вино. Праздник длился два часа. В конце концов вина натекло – целый чан, все были в стельку пьяны!
Старые моряки, сидя за столом, смеялись добродушным смехом, однако не без толики лукавства.
– Все бранят службу, – говорили они, – да где же и выкинуть эдакую штуку, как не на службе!
Погода не улучшилась, напротив, ветер и дождь неистовствовали среди кромешной тьмы.
Несмотря на меры предосторожности, некоторые рыбаки беспокоились за свои лодки и баркасы в порту и поговаривали о том, чтобы пойти взглянуть, что там происходит.
Между тем другой шум, гораздо более приятный для слуха, доносился снизу, где праздновали, сидя друг на друге, самые юные из гостей. Звучали радостные крики, взрывы смеха двоюродных племянников и племянниц, уже изрядно повеселевших от выпитого сидра.