Испанская серенада (Закон мести)

Блейк Дженнифер

— Да. — Балтазар кивнул массивной головой.

— Дон Эстебан защищает себя от любого нападения, — согласился с ним Энрике. — Он убил вашу тетку, чтобы предотвратить ее возможное вмешательство, — ведь почтенная дама употребила бы все свое влияние, чтобы защитить вас. Затем захватил заложником Висенте, чтобы Эль-Леон не вздумал помочь вам в борьбе против него, пока не покинет Испанию. И наконец, он может не опасаться вмешательства братьев Карранса в свои дела. Он глубоко ранил Эль-Леона и в то же время надежно обезвредил его. Он выиграл. Объясните нам, как мы можем утешить Рефухио, когда он получил такой удар?

На

лицах, обращенных к ней, Пилар прочла осуждение. Ее лицо залила краска стыда.

— Я не хотела, чтобы все произошло именно так. Вы должны понять это.

— Мы понимаем, — ответил Балтазар.

Его тон ничего не выражал, и Пилар недоумевала, что он имеет в виду. Ее испугала мысль, что, возможно, все они сомневаются в ее невиновности. Ей казалось невероятным, что ее могли заподозрить в сговоре с отчимом. Столь хитроумный план едва ли был нужен. К тому же страх перед местью Эль-Леона сдержал бы любого.

Она отвернулась от них и стала смотреть в ту сторону, куда ушел Рефухио. Если соратники Эль-Леона верят самому плохому, то что подумает сам главарь? При первой встрече он заподозрил ее в том, что она готовит ловушку. Возможно, последующие события убедили его, что ловушка захлопнулась.

Подобрав юбки, Пилар шагнула в темноту. Чарро, стоявший прислонясь к косяку двери, выпрямился:

— Подождите, сеньорита. — В его голосе прорезались повелительные нотки. — Вы не знаете, что делаете. Вам безопаснее было бы встретиться лицом к лицу с краснокожими Техаса на тропе войны, нежели уйти отсюда.

— Все может быть, — бросила она через плечо, — но я должна идти.

Не оглядываясь, она шагнула в ночь.

Пилар не могла его найти. Обойдя дом, останавливаясь через каждые несколько ярдов и прислушиваясь, она вернулась туда, откуда отправилась, и за несколько сотен ярдов от входа в дом медленно повернулась. Все ее чувства были обострены до предела. Она всмотрелась в тень под растущими неподалеку деревьями, оглядела силуэты скал, вырисовывавшиеся на фоне ночного неба. Пилар глубоко вдохнула свежий ночной ветер. Ничего. Ничто не двигалось. Даже ветви деревьев были неподвижны. Даже свет звезд на черном бархате неба был немигающ и недвижен.

Минута шла за минутой. Вдруг Пилар сдвинулась с места и пошла напрямую. Она все глубже и глубже уходила во тьму и, наконец, забеспокоилась, сумеет ли найти дорогу обратно. Но чем дальше она шла, тем больше росло в ней подозрение, основанное частично на инстинкте, а частично на знании характера того, кого она искала. Она прошла еще несколько ярдов, затем, замедлив шаг, остановилась.

Она застыла на месте, почти не дыша. Когда молчание вокруг стало глубоким, как вселенная, а неподвижность окружающего ее пространства невыносимой, когда темнота сомкнулась вокруг, грозя поглотить ее, тогда уверенность вдруг пришла к ней.

— Если вы дотронетесь до меня, я закричу, — заявила она. — Не от удивления или страха, как вы сами понимаете, а от злости.

— А кто вас услышит? Или же, услышав, явится сюда? — Он стоял так близко, что она могла чувствовать, как его теплое дыхание шевелит пряди волос, выбившиеся у нее из прически.

— Разумеется, никто. Но я ненавижу понапрасну расходовать силы, которых у меня и так осталось мало.

— Примите мои соболезнования. Но что вы хотели мне предложить?

— Я

хочу все объяснить… относительно Висенте. Она неправильно подобрала слова и с ужасом поняла это в ту же секунду, как произнесла их. Она ожидала вспышки гнева, взрыва ярости. Вместо этого почувствовала, что он уходит от нее, отдаляется. Она в отчаянии закричала:

— Подождите! Знаю, что втянула вас в гораздо более неприятную историю, чем я думала, но, честное слово, я не хотела этого! Клянусь, я не подозревала, что это может сказаться на Висенте! Пожалуйста, поверьте мне!

— Я вам верю. Если бы все было не так, как вы уверяете, вряд ли бы вы были оставлены на мою милость. Предполагая, конечно, что дон Эстебан ценит вас как своего соучастника. В противном случае он мог бы просто покинуть вас.

— Уверяю вас…

— Также существует вероятность, что вы оставлены специально, чтобы моя месть выплеснулась на вас и вы стали жертвой моего гнева. Искушение отомстить за мою сестру должно быть велико, не так ли? Более того, это должно несколько очернить меня в глазах людей. Так что, если мое тело найдут на каком-нибудь перекрестке, рыданий и стонов будет немного.

Звук его голоса, лишенный эмоций, испугал Пилар. Дрожь пронизала ее, когда она услышала, как спокойно он описывает сложившуюся ситуацию. Она открыла было рот, чтобы опровергнуть его утверждения, но он продолжал говорить, и логика его была неоспорима.

— Но ситуация несколько иная. Моя сестра покинула дом, покоренная обаянием сына дона Эстебана, и при этом голова ее была набита романтическими идеалами, почерпнутыми из трагедий Шекспира. К тому же в ней проявилась фамильная черта — склонность к самопожертвованию. Видите ли, она надеялась таким образом излечить вражду между нашими семьями. Когда она поняла, сколь глубоко заблуждалась, она была раздавлена. Самоубийство для нее было единственным выходом. Вы же, как мне кажется, сделаны из другого теста. Вы никогда не позволите себе полюбить того, кто вас недостоин, и никогда не позволите никому надругаться над вашей душой, что бы ни делали с вашим телом.

— Вы так думаете?

— Да, хотя я не могу быть уверен в этом. Посмотрим? — Говоря это, он подошел к ней ближе. Было неясно, что он собирается делать, к чему относятся его последние слова. Он умолк. Пилар внезапно почувствовала, что падает. У нее перехватило дыхание от удара о каменистую землю.

Сильные руки перевернули ее на спину. Его губы прижались к ее губам, и она навеки запомнила их жар. В мозгу Пилар полыхало ослепительное белое пламя. Она конвульсивно дернулась, тщетно пытаясь освободиться, затем усилием воли заставила себя сохранять неподвижность. Она не хотела доставить ему удовольствие своим сопротивлением и не хотела поощрять его, показывая, как реагирует на его действия.

Его поцелуй стал совсем легким, дразнящим. Губы, призывно касавшиеся ее губ, были мягкими и теплыми, прикосновения его языка — ласковыми и нежными. Пилар чувствовала, как пульсация крови отдается стуком в висках. Она ощущала истому и жар во всем теле. Грудь стала необыкновенно чувствительной — казалось, Пилар ощущала кожей грубую ткань его крестьянской рубахи и напряженную сталь его мускулов. Он давил на нее всем телом, ей казалось, что где-то там, внутри, она абсолютно беззащитна, и, если он коснется ее, она закричит.