Испанская серенада (Закон мести)
Шрифт:
Если он будет терпелив, то, возможно, проснувшись, она повернется к нему. Достаточно одного ее прикосновения, и он потеряет голову. Он поцелуем прикоснется к розовым, мягким губам, изучит каждый изгиб ее тела. Ослепнув, оглохнув, онемев и утратив память, он будет искать у нее спасения. Старательно, сурово сдерживая свое желание, он будет вести ее в танце любви, пока она не почувствует эту музыку и не соединится с ним в страстном ритме, во всесокрушающем изумлении финала.
Но такое невозможно. Даже если бы она и допустила это, он не столь невинен и чист, как хотелось бы. Его окружал запах пота и дешевых духов, запах умирающих гиацинтов.
На рассвете соленая вода смоет с него все запахи ночи, и самоуничижение исчезнет при свете солнца. В этом он не сомневался. Но от сожалений о былом лекарства нет.
ГЛАВА 8
С первыми лучами солнца пиратская каравелла выплыла из ночного тумана. По очертаниям ее можно было принять за португальский корабль, но ее единственный парус был квадратным, это говорило о том, что корабль откуда-то из африканской части Средиземного моря.
К тому времени, как каравеллу заметили с «Селестины», она подплыла уже так близко, что можно было видеть блеск оружия и тюрбаны на головах матросов, управлявшихся со снастями. Они копошились на палубе, суетились на вантах, напоминая отвратительных насекомых. На главной мачте взвилось зеленое знамя с полумесяцем — зловещий знак берберских пиратов, символ сынов ислама.
Небо, накануне затянутое тучами, почернело. Поднялся ветер, заморосил холодный дождь. Испанский капитан был человеком осторожным и ленивым; все паруса на его корабле были убраны в ожидании возможного шторма. Когда его разбудили, он не сразу осознал надвигающуюся опасность, а оценив ее, стоял, дрожа, на мостике, глядя на пиратский корабль и призывая на помощь всех святых. Обсудив создавшуюся ситуацию с офицерами, он отверг предложение принять бой. Он не мог сообразить, осталось ли время для бегства; испанские корабли были печально известны своей неспособностью быстро маневрировать. В это время яростные крики пиратов уже долетали до слуха испанцев.
Капитан, в бешенстве от гнева и страха, отдал приказ об отступлении. Трубач сыграл сигнал. Команды капитана подхватывались офицерами и тонули в криках, проклятиях и топоте ног разбегавшихся по местам матросов. Они суетились там и тут, мелькали их бледные лица, испуганные глаза. Матросы взлетали по вантам — и паруса, хлопая, разворачивались, наполняясь ветром. Корабль двигался с трудом, валясь с борта на борт из-за беспорядочных указаний капитана. Наконец судно обрело равновесие. Капитан приказал стрелять по пиратам, но «Селестина» успела выстрелить лишь один раз. Прогремел ответный залп. Дым взметнулся шлейфом, и ядро, не причинив вреда, плюхнулось в море. Разрезая носом волны, испанский корабль ринулся вперед, отчаянно пытаясь спастись.
Но было уже поздно. Корабль пиратов быстро приближался. Он подходил все ближе. Стаями неудержимых хищных птиц засвистели стрелы. С палубы донеслись мушкетные выстрелы. Послышались визг и вопли на полудюжине языков: расстояние между кораблями катастрофически уменьшалось. Абордажные «кошки», брошенные с пиратского судна, звеня, взвились в воздух. Через мгновение они с лязгом упали на палубу «Селестины», вцепившись в дерево железными зубьями. Пираты, перепрыгивая через поручни, бросились на палубу испанского корабля. Через секунду она превратилась в поле боя. Отчаянно сражаясь, люди рубили направо и налево, погибая
Пилар была на палубе, когда появились берберы, но позднее, повинуясь приказу, спустилась в каюту. Она оставалась там недолго, слишком велик был страх оказаться взаперти, слишком маленьким и ненадежным казалось убежище. Она кинулась в коридор, затем в салон. Молодой священник стоял на коленях, опустив голову и сложив руки. Он тихо и горячо бормотал молитвы. Пилар подумала, что он здесь один, но вскоре заметила торговца. Тот скрючился под столом, в страхе зажав руками уши и зажмурив глаза. Пилар некоторое время смотрела на них, затем, взяв за горлышко пустую винную бутылку, отправилась на палубу.
Она понятия не имела, что будет делать с этой бутылкой, но ей необходимо было иметь хоть какое-то оружие. Пилар не знала, чем она может помочь в этой драке, наверху, но сидеть, дрожа, как кролик в норе, или же, как торговец, под столом, было невыносимо. Иногда берберские пираты приводили захваченные ими корабли в порт, но чаще, взяв в плен команду и пассажиров, они поджигали судно. Мысль о том, что она может попасть в огненную ловушку, была чудовищна. А если ей суждено стать рабыней в доме какого-нибудь мусульманина… что ж, так просто она не сдастся.
Выбравшись на палубу, она услышала крики, выбивавшиеся из общей суматохи. Сильные яростные голоса вновь и вновь, словно заклиная, кричали:
— Гонсальво! Гонсальво!
Этот звук притягивал к себе как магнит. Он побуждал ее идти вперед. Оглядевшись, она увидела, что с той стороны, где вонзилась большая часть абордажных крючьев и пираты вились, как стервятники над падалью, сражаются Чарро, Энрике и Балтазар. Они стояли клином, во главе дрался Рефухио. Их крики привлекли остальных защитников. С диким упорством и яростной силой они, заняв позицию, медленно, но верно теснили пиратов. В это время Рефухио отдал команду — и разбросанные по судну стрелки сомкнули ряды, и сразу за первым залпом прогремели еще два.
Некоторое время затаившей дыхание Пилар казалось, что сражение прекратится только со смертью всех участников, что жестокость, ярость и сила воли заставят их до тех пор тратить силы и лить кровь, пока никого не останется в живых. Но вот ряды атакующих пиратов заколебались. Упал один пират, за ним второй. Бородатый левантинец, выругавшись, швырнул на палубу сломанную шпагу и, повернувшись, бросился бежать. За ним последовало еще с полдюжины пиратов, и испанцы с удвоенной энергией рванулись вперед.
На борту пиратской каравеллы наблюдавший за схваткой капитан — его тюрбан был украшен пером и драгоценным камнем — прокричал какой-то приказ. Гиганты нубийцы, застывшие на палубе, выхватили мечи и начали рубить канаты, связывающие корабли. Оставшиеся на «Селестине» пираты с воплями ринулись на свой корабль, цеплялись за обрывки канатов, перепрыгивали через поручни, бросались в море, поднимая фонтаны воды, и, выныривая, по веревкам карабкались на борт. Два корабля медленно разошлись.
Рефухио и его соратники набросились на тех немногих корсаров, что еще сопротивлялись. Выстрелы смолкли. Кислый пороховой дым висел над судном, скрывая раненых, умирающих и продолжавших сражаться. Рефухио тяжело дышал, волосы, мокрые от пота, прилипли ко лбу. Он внимательно и настороженно огляделся. Его ищущий что-то взгляд остановился, он замер и уже приоткрыл было рот, собираясь что-то сказать.