Исполин над бездной
Шрифт:
— Я цыганка… Меня звать Арцисса, Арса…
— Ну хорошо. Если ты в самом деле Арса, то пойдем со мной обратно в трактир и вместе поужинаем. Ты ведь хочешь есть?
— Хочу…
— Пойдешь со мной?
— Пойду.
— Убегать не будешь?
— Нет…
Рэстис отпустил ее руку, и она покорно пошла рядом с ним обратно в трактир. Она еще не совсем верила в свое счастье, но сердце подсказывало ей, что человек, с которым она так неожиданно столкнулась, действительно живой человек, а не чудовищный всезнающий кибернетический автомат…
Теплая
Только на самом краю городка, в глухом переулке, где одни лишь заборы да сады, светится сквозь неплотно прилегающие жалюзи одинокое окно большого особняка. Но кого это может удивить? Ведь это не чей-нибудь дом, а старого чудака профессора Нотгорна! Все знают, что престарелый ученый имеет обыкновение допоздна засиживаться за работой. Другое дело, если бы кто-нибудь узнал, что свет в окне не имеет к Нотгорну никакого отношения, что старик Нотгорн спит и понятия не имеет о том, что происходит у него в доме. Вот это вызвало бы не только удивление, но и самые разнообразные пересуды!..
В самую полночь скрипнула калитка Нотгорнова подворья, и в переулок вышли две темные фигуры. Посовещавшись шепотом, они расстались. Одна притаилась у калитки, другая поспешно двинулась к центру городка. Миновав пустынную площадь, фигура обошла черную громадину храма бога единого и остановилась перед домом аба Бернада…
Мирно спящий аб был разбужен своей женой. Она бесцеремонно толкала его в бок:
— Проснись! Да проснись же ты, горе мое шестипудовое!
— А? Что такое? Что тебе надо?… — проворчал аб, насилу раздирая тяжелые веки.
— Звонит кто-то! Наверное, за тобой! — сказала ведрис Пуара.
— Кого бы это принесло среди ночи? — прохрипел аб Бернад, окончательно проснувшись и прислушиваясь. Звонки настойчиво повторялись.
— Может быть, тебя зовут для последнего напутствия?! — испуганно прошептала ведрис Пуара.
— Чепуха! Насколько я знаю, вчера в Ланке никто не собирался умирать…
— Вчера! Мало ли что вчера. Это случается так внезапно!
— Ну ладно, ладно, пойду погляжу. Все может быть!
Аб набросил на себя халат, сунул ноги в шлепанцы и спустился по лестнице в холл.
— Во имя бога единого, кто там?! — проговорил он осипшим спросонья голосом.
— Это я, ваше благочестие! Я, Нагда, что у профессора Нотгорна! — прозвучал из-за двери знакомый голос.
— Ведрис Нагда?!
Удивленный аб быстро снял с двери запоры и распахнул ее. За порогом действительно стояла рослая экономка профессора Нотгорна.
— Простите, ваше благочестие, что я осмелилась в такое неурочное время…
— Ничего, ничего, ведрис! Пастырь и ночью пастырь! Я весь к вашим услугам! Что у вас на сердце?
— В нашем доме, ваше благочестие, есть человек, которому необходимо исповедаться, и… и он не может ждать
Аб в изумлении воскликнул:
— В вашем доме, в доме заядлого безбожника есть человек, который хочет исповедаться?! Да кто вас, собственно послал за мной?
— Доктор Канир послал…
— Доктор Канир? Не он ли сам хочет исповедаться?
— Нет, ваше благочестие, доктор Канир лишь просит вас прийти. А исповедаться хочет другой человек!..
— Неужели сам профессор Нотгорн?! — вскричал аб в радостной надежде, но Нагда тут же рассеяла его приятное заблуждение:
— Что вы, ваше благочестие! Ведеор профессор даже не знает об этом и не должен знать! Исповедаться хочет молодой парень, которого профессор излечил от врожденного идиотизма!
— Как вы сказали? Излечил? Да разве профессор занимается врачебной практикой?! — совершенно искренне удивился аб.
— Нет, нет, конечно, не занимается! Он слишком для этого стар. Этот пациент наш единственный пациент, если, конечно, не считать того… Впрочем, чего это я болтаю! Ведеор профессор занялся им лишь из жалости к его бедной матери. И вот теперь парень окончательно выздоровел и хочет впервые в жизни открыть душу богу единому!
— А профессор Нотгорн об этом знает?
— Да нет, не знает. Он спит…
— Но позвольте, ведрис, как же я могу…
— Ах, ваше благочестие! — горячо воскликнула Нагда. — Вы же знаете, что я честная и набожная женщина! Я никогда бы ничего не сделала во вред своему доброму хозяину. Но разве ведеору профессору повредит, если его пациент изопьет из чаши бесконечного милосердия божьего?! Так мне и доктор Канир сказал… Забудьте же на время ваши распри с профессором и… и утешьте беднягу! Идемте, умоляю вас! Все должно быть сделано, пока хозяин спит!
Против таких доводов трудно было что-либо возразить. Аб Бернад отбросил все свои колебания и сказал:
— Хорошо, ведрис, я пойду с вами. Подождите меня здесь, я только оденусь…
У калитки профессорова дома аба и Нагду поджидал доктор Канир.
— Здравствуйте, ведеор аб! Да благословит вас бог единый за то, что вы откликнулись на мою просьбу и пришли! — взволнованно сказал доктор.
Нагда тут же молча исчезла, а Канир, попросив аба не делать шума, повел его в дом. Они прошли через темный холл, миновали просторное помещение, в котором аб по запаху без труда узнал лабораторию, и очутились в скупо освещенной комнате с единственным окном, на котором было опущено жалюзи.
Обстановка комнаты была предельно проста: стол, стул, больничная койка с тумбочкой. Лишь в стороне, у стены, стояло совершенно новое пианино, резко контрастирующее с остальными предметами.
На кровати лежал молодой человек, одетый в полосатую пижаму. Глаза его были широко раскрыты, весь вид какой-то расстроенный и встревоженный. Увидев вошедших, он вскочил на ноги.
Доктор плотно прикрыл дверь и жестом успокоил молодого человека. Потом он сказал:
— Ведеор Маск, к вам по вашему желанию пришел ведеор аб Бернад, благочестивый настоятель местного прихода. Откройте ему сердце, и вам станет легче!