Исполнение желаний
Шрифт:
В компьютерном центре директором был бородатый ученый с мечтательным взглядом и мощными лопатами рук, наследством сибирских разбойников. Директор начинал еще на первых “Роботронах”, наивных конструкциях СССР, работал с ними на Кубе. Куба в те времена расшифровывалась однозначно - коммунизм у берегов Америки.
Теперь Всеволод Юрьевич тряс бородой в явно не коммунистической структуре - частной фирме Верта. И главной моей проблемой в сотрудничестве с этим, отнюдь не Кремлевским мечтателем, было уберечь свой карман от обворовывания. Юрьевич предпочитал работать с клиентом напрямую, сглаживая бюрократическую структуру хозяина, предпочитавшего, чтоб деньги за компьютерные услуги поступали кассиру.
Юрьевич перехватывал
Покрутившись в производстве, отдав распоряжения, скорректировав текучку, я ехал в магазин “Книга”, где имел прилавок. Я торговал собственной продукцией: брошюрами, журналами, буклетами, оказывал услуги в приобретении компьютерной техники, принимал заказы на полиграфические услуги. Тут была та же проблема - кадры. Он перебрал разных продавцов - все воровали. С этим он готов был смериться, памятуя наставления Суворова о нечистых на руку интендантах, но они не только воровали выручку, они вдобавок сачковали.
Отчаявшись, я поставил за прилавок собственную жену (тогда я еще был женат). Она не воровала, она, кокетливо хихикая, сообщала мне на что истратила выручку. Я был бессилен - прилавок даже не окупал затрат на собственное (прилавка) содержание. Одна радость - деньги теперь шли в дом.
Из магазина я направлялся на вокзал. Я снимал там какую-нибудь потрепанную шлюшку, я тогда почему-то любил именно опустившихся и грязных шлюх, отвозил ее в свою квартирку, угощал стаканом коньяка, наскоро трахал прямо на полу, в постель я этих грязнуль не пускал, щедро платил и выпроваживал.
В процессе траханья самым забавным моментом было поведение бульдога. У того мигом пропадала вялость, он лихо нападал на мои голые ягодицы, создавая самые невероятные ситуации.
Потом я брел к детскому дому, где набирал ребят из младшей группы и закармливал их сладостями, накупал им различные обновы. Воспитатели привыкли к богатому чудаку и не вмешивались. Старшие ребятишки с нетерпением ожидали возвращения младших, чтоб их ограбить. Еще более старшие грабили уже грабителей. Последними в дело вступали старшие воспитатели старших грабителей. Они отбирали у последних то, что могли отобрать.
Наступал вечер. Я с неугасающей энергией и с острым ощущением пустоты своего существования возвращался домой, принимал сильное снотворное, ел что-то, без вкуса и аппетита, читал какую-то муру и проваливался в полусон, полубред, чтоб выплыть из него рано утром.
И когда я наконец обанкротился, то – вы не поверите – обрадовался. Будто гора спала с плеч. И стало интересно жить.
Потом, правда, опять наступила некая беспросветность, напала хандра и я спрятался сам от себя в натуральное существование городского БОМЖа. Изредка разбавляя бичевание работками, вроде фотографа в КБО. И периодическими визитами в психушку с белой горячкой.
А, может, все рассказанное было и не со мной? Или со мной, но в какой-то другой жизни?
Но этот внезапный страх, не совсем правильно было бы называть именно страхом. Страх – это, в конце концов, нормальная реакция организма на опасность. Такая же, как и боль. Скорей это была некая НОЮЩАЯ ТОСКА предчувствия, безвольное ожидание чего-то поганого. Я пытался и не мог отыскать в своей жизни сходного чувства. Помню, как сидел в КПЗ, ожидая обвинения. Мерзко было, давило меня, корежило. Да еще с похмелья. Но тогда я приблизительно знал, что мне грозит в худшем случае, а что – в лучшем. И надо было лишь перетерпеть,
Все мои воспоминания самых мрачных моментов жизни, все передряги, от которых (как казалось тогда) – в петлю впору, не шли ни в какое сравнение с этой вяло текущей тоской, осложненной абсолютной бесполезность каких-либо защитных действий.
…Я попросил у Проводника вызвать сон. Сон без сновидений, глубокий, как обморок. И он это исполнил.
Александр Скорынин
Скорынин всегда был человеком рассудочным. Он строил свою жизнь по жесткому графику, его служебная деятельность проходила под четким знаком карьерного роста. Он стремился вверх и только вверх, маршальский жезл в его вещевом мешке не был аллегорией, а был конкретной целью, достижимой через дисциплину, знания, упорство, труд.
Его не интересовали «синие птицы» (как, впрочем, и жар-птицы), он был конкретен и в мыслях и в действиях.
Появление в его судьбе Ревокура Александр воспринял, как данность. Точно так же, спокойно, взвешивающе, он воспринял бы смену власти или изменения постоянной Планка. Собственно говоря, он уже пережил одну смену власти и это ни в коей степени не отразилось ни на его работе, ни на его мировоззрении. Он знал, что разведка, секретные службы – государство в государстве, и ему в принципе безразлично, как называется тот социальный строй, в котором эти службы функционируют.
Приняв появление фантастического Ревокура как данность, Скорынин занимался его разработкой и практическим применением. Он не обольщался, не переоценивал свое влияние на могущественного фигуранта, но ясно видел, что это общение фигуранту пока необходимо. И пользовался этим, как пользовался бы служебным оружием или служебной электроникой.
Даже невероятная схватка Ревокура с пришельцами не выбила Скорынина из служебной колеи. А присвоение звание полковника (для майора это очень и очень) он воспринял с достоинством, но спокойно. И знал, что пока будет хоть немного контролировать сверхсилу, по нелепой случайности воплотившуюся в заурядном Ревокуре, внеочередные звания и награды не иссякнут. Как и возможная приближенность к Президенту. То, что Президент видел в разведчике лишь прибор для управления неведомой силой, Скорынина не смущало. Он о Президенте знал больше, чем Президент о нем, а за курсовую: «Как стать полезным высокопоставленному чиновнику» когда-то получил отлично. И, в глубине души, был уверен, что с должностью Президента справился бы лучше, чем этот изощренный партийный интриган, всплывший на волне путча. (Не с его ли, кстати, подачи организованного?) Он справился бы лучше еще потому, что не был бы один. Рядом с ним на высокий пост заступили бы лучшие чекисты из его окружения. И он иногда, очень робко, думал об этом, сразу загоняя неуставные мечтания в подсознание.
Тем ни менее, картина столкновения двух неземных сил часто повторялась в его памяти и никак не могла приобрести натуральные черты реальности. Все казалось, что он смотрит фантастический стереофильм.
Тогда, кивнув Президенту, Ревокур в своей обычной манере мгновенно перенес его к месту пришествия. Они оказались внутри двойного ограждения (колючкой и танками), кто-то из военных ойкнул, кто-то чертыхнулся, кто-то заорал в мегафон, повелевая убраться из запретной зоны к чертовой матери. Но резиденту было не до этого, хотя цепким глазом профессионала он охватил тройное кольцо бронетехники, ракетных установок и живой силы. Он успел заметить и тупорылую клизму на тягаче – ракету «земля-земля» с ядерной начинкой. И уставился на корабль пришельцев – ажурное сооружение величиной с пятиэтажный дом, которое почему-то не производило впечатление легкости, воздушности, а, наоборот, вопреки ажурности, выглядело массивным и чуждым.