Использовать до...
Шрифт:
“Слава, люби меня! А я буду любить тебя! Любить?! А можно ли его любить?
Слава, мой милый Слава! Мой? Вдруг он женат и дети есть? Хотя, кольца нет. Ну, подруга-то должна быть! У такого не может не быть! У какого? Хорошего? Дура! Он же тебя в первый раз здесь же в своей машине отымел! Забыла?! Тогда он тебя не жалел. Ну и пусть! Зато сейчас хорошо! Я всё равно благодарна ему. Володя не смог разбудить во мне женщину, а Слава - смог!”
Мы оба - запыхавшиеся, обессиленные. На улице зима. А нам с ним жарко. Мы вспотевшие, уставшие. Он лежит на мне сверху, рубашка расстегнута, опять щекотит своим шерстяным животом мою спину и поясницу.
– Слава, что
Он улыбается. По голосу слышу, что улыбается:
– Танечка, солнышко! Это называется оргазм! Никогда раньше не испытывала?- нежно целует меня за ухом, потом в щеку.
– Нет, не приходилось как-то! – честно отвечаю ему.
– Да я уж понял.
Скатывается с меня в сторону, а меня разворачивает к себе лицом. Буквально впивается в мои губы своими.
– Нет, только не это! Мне не нравится! – сжимаю губы в узкую полоску, не даю ему себя поцеловать. Он подминает меня под себя, оказывается на мне сверху, командует:
– А ну-ка, быстро, расслабилась! Губы свои мне предоставила! – было сказано уже более жестко.
Мне вдруг почему-то стало страшно, слёзы подошли близко. Голос дрожит и срывается:
– Слава, я н-не могу. Мне п-противно! – слёзы текут сами, отворачиваюсь от него.
Он застонал, опустил голову, уткнулся лбом мне в щеку. Слышу:
– Прости! Не бойся, надо это преодолеть! – его губы осторожно касаются моей шеи. Очень нежно, мягко. Прикосновение не вызывает неприятных ощущений. Он закрепляет это ощущение, целуя каждый сантиметр моей шеи. Это не слюнявые поцелуи моего мужа. Его губы даже немного суховаты от недавней огненной страсти. С шеи переходит на подбородок, скулы, щеки. Постепенно, потихоньку, всё также нежно и сладко. Он терпелив до бесконечности. Я благодарна ему за это. Пытаюсь расслабиться, честно. Не сразу, но что-то вроде получается. Вот он доходит своим ртом до уголка моих губ. Касается очень осторожно. Мои губы враз деревенеют, сжимаются. Он начинает снова. Осторожно, бережно обнимает меня, переворачивается на спину, затаскивает меня на себя. Непривычно, немного неудобно. Обхватил меня своими ручищами, держит крепко, опять командует:
– Теперь ты!
– Что, я? – не понимаю.
– Ты меня целуй!
– Как?
– Как хочешь и куда хочешь!
Я вдруг краснею как помидор, лежу на нем, под собой ощущаю кое-что большое и твердое, уткнувшееся мне в живот. В его глазах загораются озорные искорки:
– Что-то беспокоит?
– Нет, все хорошо!
– Тогда в чем дело? Целуй!
Я немного приподнялась на нем, неловко ткнулась своим ртом ему в подбородок. Чисто выбритый. Мягкая кожа. Вспомнила, как целовала того старлея у ОВД. Я ведь его взасос поцеловала, по-настоящему, по - взрослому. По – взрослому? Сколько тебе лет? Тридцать два, а всё как малое дитя! Будто так и осталась той двенадцатилетней девчонкой. Кто же виноват, что так рано закончилось моё девичество? Не успела испытать даже радости и трепета первого поцелуя с мальчиком. Зато испытала совсем другое: страшное, мерзкое, отвратительное!
Меня, как белый чистый кусок материи, окунули в смрадную грязь. И теперь невозможно отмыть эту грязь. Она въелась в душу. Больно и мерзко. Этот старлей, по сути, и был тем самым мальчиком, с которым бы мне довелось испытать вкус первого сладкого поцелуя. Я сама захотела его поцеловать.
Если бы я росла в другой семье! Родителей своих ненавижу и презираю. Они для меня не существуют! Всё, не буду больше о плохом! Не хочу и не буду! А вот поцеловать Славу нужно! Мне нужно! Для самой себя.
Меня от моих мыслей отвлекает его голос:
– Тань! Ну, я жду! Поцелуй меня! – он вытягивает свои губы трубочкой навстречу мне, закрывает глаза.
– Ага! Размечтался! Вот возьму сейчас и укушу его! – это моё искреннее желание.
Осторожно касаюсь его губ своими, захватываю его нижнюю губу, резко вонзаю в неё свой острый клык. И тут же в сторону!
– Ой, бл.дь, больно же! – он резко открыл глаза, схватился пальцами за прокушенное место.
На губе выступает кровь. Я в панике. Пугаюсь, забиваюсь от страха в угол машины, подальше от него, закрываю лицо руками, видя гневный взгляд враз потемневших глаз. Он приподнимается, подбирается ко мне. Меня бьёт противная дрожь. Соображаю: я же голая, мне холодно! Он приближается ко мне. Смотрит на меня. Чувствую его взгляд. На него смотреть боюсь. Боюсь, что ударит…
Но, что это? Он протягивает ко мне свои руки, обхватывает, прижимает к своей груди, укутывает меня с боков своей рубашкой, целует в лоб. Слышу его печальный вздох, потом слова:
– Девочка моя, кто ж тебя так обидел-то?
И тут что-то со мной случилось. Я с 13 лет никогда и никому не показывала свои слёзы. Всё, что я не выплакала когда-то, вдруг разом словно прорвалось. Слёзы так и брызнули. Не плакала: ревела и выла! Не знаю почему, я не стеснялась показать ему себя слабой. Слёз было море. Он достал носовой платок из кармана уже застегнутых брюк, отдал мне. Ненависть, боль, страх и отчаяние постепенно выходили из меня с этими слезами.
Карпов терпеливо ждал, когда я проревусь. Я сидела у него на коленях, уткнувшись лицом в его широкую, теплую грудь. И опять была ему благодарна. Сейчас это был единственный человек, которому я доверяла! Он потянулся в угол машины. Взял мою шубу, укрыл меня ею; по-прежнему, не выпуская из своих рук. Платок был насквозь мокрый, я держала его в руке. Слава забрал его, положил у бардачка. Начал тихонько покачивать меня из стороны в сторону, гладил как ребенка. Не заметила, как уснула…
========== Часть 7 ==========
Проснулась она от резкого звонка его мобильника. Таня крепко обнимала Стаса за пояс, прижималась щекой к его волосатой груди. Было так тепло и приятно. Он всё ещё держал её в своих руках, дотянулся до кармана куртки, взял телефон, ответил:
– Карпов.
– Стас! Ты где? – услышала Таня знакомый голос старлея.
– В парке.
– В каком ещё парке?! Что ты там делаешь?
– Труп закапываю! – саркастически пошутил он.
– Всё зашло так далеко? – удивился Антошин.
– Ещё дальше, чем ты думаешь! Тихо, не ори!
– А чего тихо-то?
– Ну, спит человек. А ты трезвонишь почем зря!
Таня пошевелилась.
– Ну вот! Разбудил!
Проснулась, моя хорошая? – ласково спросил он, обращаясь к ней, всё ещё держа телефон около уха.
– Ладно, Антошин! Некогда мне! Через час буду! – он отключил телефон, убрал обратно в куртку.
После этого животворного сна Таня почувствовала себя так легко. Уже не было непосильного давящего груза на душе из её прошлого. Всё ушло куда-то далеко. Она открыла глаза, засиявшие небесной лазурью, посмотрела на Стаса, улыбнулась.