Исповедь cоперницы
Шрифт:
совпадали с мыслями его собеседников и боевых товарищей.
— Так... так... — довольный ответом Смушкевича, Штерн потирал руки. — Остановим. Обязательно
остановим...
В тот же день они узнали о новых нарушениях границы немецкими самолетами. И о том, что никаких
мер с нашей стороны принято не было. Разошлись в самом мрачном
Смушкевичу предложили лечь на операцию в Институт хирургии, к академику Вишневскому.
За окном палаты деревья. Они постарели, морщинистей стала их кора за эти двадцать пять лет. Или, быть
может, они кажутся такими оттого, что за ними выросли новые дома, взметнув высоко вверх свои этажи...
Но тогда они были моложе и звали прочь отсюда. Туда, где шумит лес, где плещется река, где призывно
манит синь небес...
Но он не мог оторваться от больничной койки. И жизнь сама шла к нему со своими мечтами, сомнениями
и заботами, нарушая строгие запреты врачей.
Приходили письма от избирателей из далекого Забайкалья, чьим депутатом в Верховном Совете Союза он
был. И ни одно не оставалось без ответа. [124]
С затерянного среди вековой тайги прииска на прием к своему депутату приехал старик. Узнав об этом, Смушкевич попросил отправить за ним машину и привезти его сюда, в больницу.
— Человек ехал бог знает откуда и из-за того, что я болен, должен возвращаться ни с чем? — отвечал он
на все уговоры. — Нет. Везите...
Дед, борода чуть не до пояса, был явно смущен тем, что беспокоит его.
— А вы не волнуйтесь, папаша, — успокаивал его Яков Владимирович. — Садитесь. Вот сюда. Поближе.
Как доехали?
— Да что там... Поезд довез, он куда хошь довезет, — постепенно осваиваясь с обстановкой,
разговорился дед. — А у меня, слышь, какое дело... Школу у нас на прииске все никак не построят.
Детишкам ходить за двадцать верст приходится. Знамо дело, раньше плюнул на это, и все. Сам всего
лета к дьяку ходил. А теперь нельзя. Внукам грамоту знать надо. Так вот оно и выходит, что без школы
нам дале нельзя...
— Это точно. Нельзя, — улыбнулся Смушкевич. — Пусть растут внуки. Им много дел предстоит. Школа
будет. Сам приеду посмотрю. И в гости приду...
— Приходи. Примем как надо. Как надо. Только ты уж поправляйся быстрее. Гони хворь прочь, —
советовал дед.
— Да я и так гоню, — смеясь, соглашался Смушкевич. — Но пока что-то не уходит.
— Вот построим школу, и будут наши ребята добром поминать вас...
Я. В. Смушкевич оставил после себя немало таких добрых дел. И прежде всего в авиации, в ее
становлении [125] и развитии. В победах, одержанных нашими летчиками в воздушных сражениях с
фашизмом, есть частица и его труда, его кипучей энергии, его влюбленного в авиацию сердца. [126]
От автора
В своих поисках я шел дорогами человеческой памяти, памяти тех, кто сохранил столько ценного о Я. В.
Смушкевиче. Их воспоминания очень помогли мне.
Сердечную благодарность приношу Б. С. и Р. Я. Смушкевич, Г. К. Жукову, И. Я. Прянишникову, А. Д.
Будкевичу, А. И. Гусеву, З. А. Иоффе, А. А. Туржанскому, Г. М. Прокофьеву, Б. В. Свешникову, С. П.
Синякову, Л. П. Василевскому, М. С. Медянскому, Л. Г. Ратгаузу, Н. В. Худякову, А. И. Шахурину, М. Я.
Зитилову, В. А. Плоткину, А. С. Осипенко, Л. Д. Русаку, А. А. Вишневскому, П. Л. Котельникову и другим
товарищам.
Г. Табачник
Примечания
{1}Бандера — подразделение итальянской армии, равное батальону.
Document Outline
Слава не меркнет
Мирное небо
В грозовых облаках...
Тучи над горизонтом
От автора
Примечания