Исповедь добровольного импотента
Шрифт:
Расположились на кухне. На стенах висели фотографии с видами действующих и потухших вулканов, а также портреты суровых бородатых мужчин. По углам торчали булыжники вулканических пород.
Пили стаканами. Брат между дозами пел под гитару песни про дальние странствия. Вулканолог курила.
Когда портвейн вышел, брат встал:
— Ну, я пошел, — сказал он.
— И я, — попробовал подняться Ключник, но пол взметнулся у него из-под ног, и авиамоделист оказался в руках вулканолога.
— Тяжеленький, — сказала женщина мужественной профессии и потащила четырехпудовый пончик в свою
Там она оголила трепыхающееся тело и сгребла в свои мозолистые ладони невинные яйца.
— Как парное молоко! — воскликнула исследователь каналов и трещин земной коры. Облизнулась и принялась взбивать сливки.
Из журналов Ключник многое знал о реактивной тяге. Своими руками юный конструктор соорудил и отправил в небо несколько реактивных снарядов. И вот теперь он чувствовал, как у него между ног вызревала сверхмощная ракета из живой плоти. Когда тяга возросла до чудовищных размеров, вулканолог скинула с себя платье, отбросила трусики и запустила ту ракету в свой открытый космос…
Ключник вцепился в мощные бедра вулканолога и полетел. Перед его газами раскачивались огромные груди, как колокола благовестные. А скорость все нарастала и нарастала. И вдруг вулканолог выпрыгнула, выгнулась вся, как серп, и опустилась последний раз, словно кузнечный молот.
— Мама! — успел крикнуть Ключник и впал в беспамятство.
Очнулся с ваткой нашатыря под носом.
— Давай, давай, пончик, мы только начали, — подбадривала его голый специалист по геологическим образованиям. Она усадила его на кровати, заботливо подложила под спину подушки и установила перед ним поднос.
— Тебе надо подкрепиться. Сейчас я принесу красного вина и бараньих ребрышек, — и пошла на кухню.
А Ключник смотрел ей всед и видел огромную жопу с вздернутыми ягодицами и дымящимся кратером между ними. В Ключнике проснулся самец. Когда ближе к вечеру нового дня за братом пришел Жора, из спальни вышел совсем другой человек. Смахнув пот со лба и отдышавшись, Ключник-мужчина велел Жоре бежать домой, изъять из его чемодана все деньги, что были укрыты в маленьком потайном карманчике, которые он последние несколько лет копил на мотор для своего будущего дельтаплана, и на всю сумму купить красного вина и бараньих ребрышек.
Целый месяц прожил Ключник у вулканолога. Они сломали кровать, проели его и ее деньги, похудели по 10 кг на брата. Наконец, вулканологу пришла телеграмма, в которой сообщалось, что на Камчатке задымилась Ключевская сопка. Вулканолог собрала рюкзак, они молча выкурили по сигарете, и она улетела далеко на восток. А Ключник остался. Но теперь его уже не волновали летательные аппараты, что тяжелее воздуха. Теперь его донимала только реактивня тяга, что бушевала у него между ног. Помог Ключнику его особый склад ума, благодаря ему он не попал в яму, полную траго-мистико-сентиментальных испражнений, в которую так легко угодил я. Ключник вывел свою знаменитую формула: Дает — плюс. Не дает — минус.
Отрицательные варианты Ключник просто отбрасывал.
— Опа-на! — вытянул шею мой компаньон, устремляя свой взгляд, поверх меня. Я добил вино из откупоренной бутылочки и обернулся. По тропинке, что вела от остановки к мостику, семенила троица.
— Камариха с выводком, — определил Ключник и поспешно высморкался. Верный знак — если Ключник высморкался, значит резоны на нашей стороне.
Бабушка-мать, дочка-мать и дочка-внучка надвигались.
— Будь на готове, я попробую взять их за жопу, — распорядился Ключник и покинул укрытие.
Я укомплектовал сумку и принял выжидательную стойку.
Семейство Камариных славилось в поселке своей блядовитостью. Старшая Камариха родила среднюю в 16. Средняя младшую в 15. Младшая в 14 тоже что-то родила, но неудачно. С тех пор за ней стали замечать разные странности: то она встанет посередине перекрестка в военной фуражке с бабушкиной скалкой и примется изображать регулировщика, то в белом халате явится на КПП части и потребует от дежурного вывести весь личный состав на прививку от брюшного тифа, а однажды она даже умудрилась попариться в мужской бане. Все так оно и было, но мы были в самоволке, сумку оттягивали пять бутылок портвейна, а на мостике томились под нашими взглядами три пары разносортных титек.
Ключник коротко свистнул — он взял их за жопу.
Старшая не сводила глаз с нашей холщовой сумки. Средняя безумолку хохотала и тыкалась лбом мне в плечо. Младшая лузгала семечки.
Пришли к ним на квартиру.
— Девочки, мир на пороге Третьей мировой войны, так что жить нужно в темпе, — гоношил хозяек Ключник, вскрывая консервы.
Старшая сняла с головы платок и повязала его за место фартучка. У нее были седые волосы. Средняя втащила на кухню два стула и села рядом со мной.
— А можно с вами поближе познакомиться? — спросила она сквозь смешок и пощупала меня за колено.
Я обвил ее талию дотянулся до титьки и помял. Она была, как полусдутый воздушный шар.
Младшая плюхнулась мне на колено и уткнулась в консерву. Другой рукой я опробовал ее дойки, здесь были упругие тенисные мячики.
— Девочки, поднимем бокалы, чтобы не угасал огонек в вашем доме! — крикнул Ключник, и мы опрокинули по первому стакану.
— Кайф! — сказала старшая и потянулась к бутылке.
— Мать, не гони, — опередил Ключник и пересадил младшую к себе на колени.
Потом повели разговор о чем не помню. В одной руке у меня был стакан в другой мягкая теплая титька.
— Потанцуем, — оповестил всех Ключник и унес младшую в темную комнату.
— Еще есть где потанцевать? — спросил я у средней.
— У меня своя комната, — гордо сказала она.
Я ничего не испытывал, кроме чувства долга. Повалил жертву на кровать, молча стянул с нее трико вместе с трусами, бросил тряпье на пол, раздвинул колени и пригляделся… Пауза… Да… Я прошел длинный путь — от розового зародыша толстенькой девочки Полины до мохнатой пахучей развороченной пизды подмосковной бляди… Тернист был тот путь, орошен слезами, облагорожен страданием, разукрашен иллюзиями, но я шел и шел и вот теперь должен был вкусить от плода, или урвать кусок от пирога… Черт! Я ничего не испытывал, кроме чувства долга. Схватился за член — он был тверд. «Странно, — подумал я, — наверное, я стал, что называется, настоящим мужчиной».