Исповедь Еретика
Шрифт:
Блэк-метал появился в определенный момент, вместе с подростковым бунтом. Я начал видеть ту фальшь, которая повсюду сопровождала христианскую мораль. У меня не было большого багажа знаний за плечами, но я стал понимать, как лицемерны эти люди: проповедуют одно, а делают другое. В этот момент и пришла музыка. Пришла с севера. Это придало ей суровости и аутентичности. Она зазвучала у меня в душе и принесла с собой что-то первобытное, истинное. Большого позитива в ней не чувствовалось. Эта музыка была радикальной, называла вещи своими именами.
Она
Покупая кассеты, читая тексты песен, ты осознавал, что где-то в мире есть люди, такие же, как ты. Не существовало дистанции между тобой и парнем из Норвегии, музыку которого ты слушаешь. Он был словно на расстоянии вытянутой руки. Ты писал письмо, и он тебе отвечал. Такой была жизнь металлического андеграунда. Мы все были из одного поколения. Это нас связывало. И музыка эта была наша и ничья больше.
Но блэк-метал существовал и раньше.
Но в другой, менее острой форме. Сначала я наткнулся на Venom, праотцов жанра. Они записали альбом Black Metal. Со временем я понял, что это как Mot'orhead, только с сатанинским антуражем. Никогда не были по-настоящему серьезны, что, однако, не ослабило моего фанатичного увлечения ими. А группы из Норвегии воплощали в жизнь то, о чем Venom, Hellahammer и Bathory только пели. Норвежцы жили экстремально. Иногда и умирали так же. Не знаю, как в свое время чувствовали себя Sex Pistols, будучи первой панк-рок группой на улицах Лондона, но это состояние непокорности и мятежность перед лицом строгих правил, должно быть, было похожими на блэк-метал сцену начала девяностых.
В Польше были люди, у которых в душе звучало то же самое?
Это была немногочисленная и закрытая группа. Мы подстрекали друг друга. Когда в Норвегии начали гореть церкви, нам захотелось сделать то же самое в нашей стране.
Не боишься говорить об этом так открыто?
Ничего серьезного не случилось, прошло много лет… Сегодня я другой человек, но мне не стыдно за прошлое. Оно сформировало меня.
Дело кончилось только планами о поджоге?
Зашло немного дальше. Я не помню точно, какое здание стало нашей целью. Либо в Новом Порте, либо в Бжешно. Вместе с парнями из Mastiphal, другой гданьской группы, мы собрались на разведку, a Browar, наш тогдашний басист, который был старшим из всех, привез к костелу на своей машине. Приехав на место назначения, мы начали решать, как все провернуть. Вроде бы остановились на коктейлях Молотова, собирались забросить их через окно. Естественно, план со всеми подробностями существовал только у нас в головах. Важнее было то, что мы становились группой и имели общую цель. Я не стал
Музыканты из Burzum или Emperor выбрали другой путь. Отсидели свое, но в конце концов — эффект тот же самый. Их музыка стала известной. Сегодня они на том же месте, что и ты.
Я не собираюсь их судить, знал и знаю многих из этих людей. Часть из них имеют за плечами преступления гораздо большие, чем поджог церкви. Были осуждены за убийства. С некоторыми из них я до сих пор в дружеских отношениях. Есть такие, которых нет в живых. Другие ушли в криминальный мир.
Такие истории люди ассоциируют с хип-хопом, а не с металом.
Все, что свежо и ново в культуре, — радикально. В конце семидесятых радикальным считался панк, в начале девяностых — блэк-метал. У хип-хопа, наверное, тоже был такой период. Я так думаю, хотя не слежу за этой сценой. Да и вообще, молодость мятежна. И это небезопасно.
Но сегодня ты говоришь, что это не тот путь…
Вместо меча в руках у меня гитара. И я сотрясаю закостенелый мир, но вместо коктейля Молотова у меня компьютер. Сегодня это более мощное оружие.
Чтобы прославлять сатану? Почему именно его?
На самом деле, я предлагаю людям гораздо больше, но просто есть те, кто воспринимает мир только в двух красках. И видят лишь Сатану. Делают из меня инструмент для политических игр. Перед выборами появилась куча таких комбинаторов. Некоторые проснулись спустя двадцать лет, взяли меня на мушку и обрушили потоки возмущений. Другие называли себя моими друзьями, хотя я в глаза их никогда не видел. А на фоне всего этого всегда маячил Сатана.
Так почему именно он?
Потому что он производит наибольшее впечатление на поляков. Людям нравятся песни, которые им знакомы. Так же и с метафорами.
Когда-нибудь был для тебя менее метафоричен?
Был менее улыбчивым. Я показывал Дьявола таким, каким видят его христиане. Он служил инструментом, был устрашением. Хотя в Библии в принципе не описывается его внешность…
А разве может дьявол быть милым и приятным?
Если его персонифицировать, то я вижу приличного джентльмена средних лет, хорошо одетого, с безупречными манерами, говорящего на многих языках. Черное не значит некрасивое. Мой Сатана полностью списан с его образа в романе «Мастер и Маргарита» Булгакова. Или взят из фильмов «Сердце Ангела» с Робертом де Ниро или «Адвокат Дьявола», где превосходно сыграл Аль Пачино. Помню его слова: «Я фанатично влюблен в человека. Я гуманист, быть может, последний на земле».
Из тебя тоже своего рода сатанист-гуманист получается?