Исповедь гейши
Шрифт:
— Посмотри, какой снегопад, — сказала я, направляясь в ванную. — Если мы сейчас не уедем, то можем застрять по дороге.
Услышав это, Рю вскочил как ужаленный. Харука уже барабанила в дверь Акиры, пугая брата, что мы уедем без него.
Я стала одеваться, дрожа от прикосновения холодной одежды. Снегопад не прекращался. Даже в сумрачном свете утра снег выглядел ослепительно белым. Я вдруг подумала, что он похож на новую одежду. Город облачился в новый наряд и помолодел.
В кухне было темно, но я зажгла лампу и стала разогревать рис и овощи. Потом открыла банку сардин, выложила их на тарелку и достала из холодильника маринованные огурцы. И еще я успела приготовить суп. Когда все было готово,
Харука, как всегда, явилась первой. За ней подтянулся ее отец. Акира пришел последним, он даже не успел как следует одеться. Мы стали молча есть, но вскоре я положила палочки и просто смотрела на свое маленькое семейство — мой прекрасный сад. Потом взгляд упал в окно, но за ним была лишь бетонная стена. Весной обязательно разобью здесь японский садик, свой собственный сад дзэн. Я снова перенеслась на Кюсю, но теперь передо мной был сад камней, засыпанный снегом. Священник объяснил мне, что снег, песок или гравий символизируют воду, основу жизни.
— На первый взгляд кажется, что провести на них линии очень легко, но для этого нужна высшая сосредоточенность. Даже священники с трудом достигают ее.
Я просила, чтобы он дал мне попробовать, но старик с улыбкой отказывался.
— У песка только один хозяин, он подчиняется лишь его воле, — говорил он мне.
Меня вернул к действительности голос Рю.
— Сейчас не время мечтать, — жестко сказал он. — Я пойду отнесу в машину чемоданы. Ты будешь готова через пятнадцать минут?
Я кивнула, и мы все принялись за работу. Харука вымыла посуду, а мы с Акирой убрали постели. Посмотрев на список, я попыталась вспомнить, все ли я взяла. Но мои глаза все не могли оторваться от сверкающего снега. Как же он прекрасен. Лучше любой драгоценности. Я вспомнила новогодние огни Гинзы и распродажу «Удачная покупка» в первый день наступившего года. Меня вдруг отчаянно потянуло туда. Я снова хотела почувствовать себя частью Токио. Ходить в толпе хорошо одетых и довольных судьбой людей и думать только о собственном счастье. Не знаю, почему эти мысли посетили меня именно тогда. Я с негодованием прогнала их прочь и попыталась сосредоточиться на сборах. Но сознание опять уносило меня в Гинзу, рисуя картины новогодних витрин в «Исетане». Тряхнув головой, я с усилием отогнала это видение, однако острое желание перенестись туда не проходило. И все же я заставила себя оторваться от окна и пошла по комнатам, задергивая шторы и выключая свет. Как и следовало ожидать, мой сынок Акира забыл свои защитные очки и маску, и я прихватила их с собой. Еще раз проверила окна на кухне и в гостиной, отключила электричество и воду и, выйдя на улицу, заперла за собой дверь.
Рю уже включил мотор, и в машине было тепло. Я даже не успела закрыть дверь, когда он рванул с места.
— Подожди минутку. Я же еще не села! — закричала я.
Но он не ответил. Внутри меня все похолодело.
— Как ты можешь так поступать со мной?! — взвизгнула я, вцепляясь в его руку.
Машину занесло, и мы чуть не врезались в фонарный столб. Рю резко затормозил. Потом повернулся и ударил меня по щеке.
Никто не проронил ни слова. Я открыла дверь машины.
— Мне надо кое-что взять, — пробормотала я, спуская ноги.
Рю схватил меня за руку.
— Оставь, мы там купим все, что нужно.
Я нетерпеливо стряхнула его руку.
— Если ты сейчас выйдешь, я тебя ждать не буду, — пригрозил Рю.
Я вышла и захлопнула дверь.
— Мама, куда ты? — услышала я за собой взволнованный голос Акиры.
Но я не ответила. Опять пошел снег. Мои ноги утопали в белом покрывале. Зачем ехать в Ниигату, если у нас в Токио точно такой же снег? Сдерживая смех, я побрела домой.
За спиной отчаянно сигналил Рю, но я сделала вид, что не слышу.
Потом я пошла в ванную и взглянула на зеркало, висевшее над раковиной. Оно было старым и многое повидало на своем веку. Обычно мне было некогда в него смотреться — за дверью кто-нибудь вечно ждал своей очереди, а когда я оставалась одна, то все время занимала уборка. Но сейчас я рассмотрела его до мелочей. Обычно в дешевых типовых ванных в стены встраивают зеркала из пластика. Но это было совсем иным — деревянная рама висела под углом к стене. В уголке кто-то приклеил стикер с Капитаном Америкой. Ванную освещал лишь тусклый свет, пробивавшийся сквозь замерзшее окошко, и, взглянув в зеркало, я не увидела ничего, кроме темного пятна в молочно-белом ореоле, словно зеркало вобрало в себя всю беспросветность окружающего мира. Но меня это ничуть не расстроило. Я почувствовала в теле давно забытую легкость. Хотела включить свет, но вспомнила, что перед отъездом вывернула внизу пробки. Ну и бог с ним. Рассмотрю себя как следует, когда куплю наконец косметику и приличную одежду.
Потом я вошла в спальню. Пустой дом дышал спокойствием. Я подошла к окну и стала смотреть на корявую старую вишню, растущую в соседском садике. Скоро весна, и холоду придет конец. Я медленно стала раздеваться, поочередно снимая вещи, купленные для поездки на лыжный курорт Ниигата — подержанный пуховик и джинсы «Юникло», толстый свитер с оленями, хлопчатобумажную водолазку и черные колготки. Теперь я осталась в одном белье, но, как ни странно, мне было совсем не холодно. Расстегнув крючки, я скинула дешевый бюстгальтер из магазина, где все по сто иен, и стянула с себя простые хлопковые трусы в черный горошек, купленные там же.
Раздевшись догола, я открыла дверь и вышла на узкий балкон. Там я начала приплясывать и сыпать проклятиями, вспоминая все самые грязные ругательства, которые мне приходилось слышать. Я выкрикивала имя Рю, призывая на его голову самые страшные кары. На соседей мне было наплевать. Пусть послушают, что я думаю о них. Но никто не вышел на улицу. А если бы и вышел, все равно ничего бы не увидел.
Я стала бесплотной. Такой же невидимой, как растаявший снег.
Вы так скептически смотрите на меня. Наверно, не верите? Думаете, я все сочинила? А вас разве не удивляло, что я никогда не раздеваюсь полностью? И всегда гашу свет. Должно быть, вы думаете, что в темноте я чувствую себя раскованнее? Ничего подобного. Все дело в том, что на мне лежит проклятие. Я жива, пока на мне есть хоть одна новая вещь.
Это последний и самый страшный секрет, который вы узнали от меня.
Что-то глаз у вас задергался — вы, видно, поняли, что я говорю правду. Я ведь ничего не придумала. Зря вы выведывали у меня подробности. Я же предупреждала, что это опасно. Знать чужие секреты — всегда большой риск. Тайна остается тайной, только когда о ней не знает ни одна живая душа. Но бывает так, что человек больше не в силах хранить ее в себе. Вот я вам все и рассказала. Не утаила ничего, как на исповеди. Теперь я могу спокойно умереть. Сначала я хотела пощадить вас. Просто излить напоследок душу и снять с нее груз. Но потом, когда я не удержалась и выболтала все секреты, я поняла, что вы обречены. Тот, кто их услышал, тоже должен умереть. Ведь моя история — это лицо сегодняшней Японии.