Исповедь исчезнувших

Дьячковская Нина

Как бы мы потом ни старались понять, переосмыслить и даже оправдать историю, в которую попали по вине матери ли, Сабдуллы ли или прогнившей советской системы, разбираться уже не имеет смысла. В жизни может произойти все, что угодно. Ни милиция, ни посольство, ни департаменты не могли нам помочь. Главную роль в этой трагедии сыграло время. Время начала перемен, когда в суматохе событий никому не было дела до других, и потерянное время, которое было упущено для выживания. В таких случаях помочь могут только отдельные люди. Мир, как

и во все времена, не без добрых людей. Те, кто встречался нам с добрыми помыслами на кривой линии нашей судьбы, невольно становились ориентиром в хаосе рухнувшей страны, в незнакомой среде с иными традициями и укладом жизни. Некоторые сейчас недоумевают, почему никто из них не заставил нас ходить в школу. Не помню, кто написал, но в голове застряли очень мудрые и точные слова: «Тому, кто никогда не стоял на краю, сложно понять тех, кто в этих краях уже побывал». Добавлю лишь одно, в той трудной жизни для многих, кто, не устояв, упал с обрыва или висел на волоске над пропастью, школа отошла на задний план, лишь бы были живы, здоровы и сыты. Путь к выживанию оставался либо через криминал, либо через бизнес. Большинство моих якутских сверстников вообще не помнят, какими были 90-ые годы. Счастье, что им не пришлось испытать, как быть растоптанным колесницей времени.

Первый, кто протянул нам руку помощи, был дедушка в темном национальном халате с лохматыми бровями. К сожалению, имени его ни я, ни брат не помним. Но перед моими глазами сохранилась картина, как он, сгорбившись, шел впереди нас сквозь буйство дождя. Его седая борода и подол длинного халата, словно черные паруса, развевались под порывами ветра. А вслед нам под дробь тяжелых капель во всю мощь динамиков доносилась красивая песня «Сияй, Ташкент, звезда Востока…»

* * *

– Бэрман, гэль!.. [30] Бэрман, гэль!

30

Бэрман, гэль, уз. – иди сюда.

– Мама, смотри, какой-то дед нас зовет. Пойдем… пойдем… – Алгыс, всхлипывая, потянул ревущую в голос маму за руку. Майя, пытаясь остановить рыдания, немного успокоилась и решительно прошлепала по луже в сторону бело-синей торговой палатки, из которой седобородый старик усиленно махал им рукой. Старец, окинув суровым взглядом промокших до ниточки детей, что-то быстро и сердито пробурчал. Увидев, что женщина не понимает его речь, осуждающе покачал головой и накинул на продрогших мальчишек потрепанное стеганое одеяло.

– Вы так громко плакали. Дочка, что случилось? – участливо спросил старик на ломаном русском языке. – Откуда приехали? Где ваш дом?

При напоминании о доме лицо Майи исказилось от разрывающей душевной боли, а на глазах выступили слезы:

– У нас украли документы, деньги. Всю площадь

обежали – не нашли. Как же мы теперь доберемся домой, в Якутию?

– А-а шундай денг! [31] С Севера?! – старик удивленно уставился на детей. – Я думал, вы корейцы. Их здесь много. А где отец детей?

31

А-а шундай денг, уз. – Да что вы говорите! Вот оно что!

Майя промолчала. Помня наставления молодой узбечки, ей не хотелось откровенничать с незнакомцем, а врать она не умела с детства. Под пытливым взглядом человека почтенного возраста страх, скребущий у нее внутри, перерос в парализующую панику – она не знала, как себя вести, о чем говорить, а голова вмиг предательски опустела. Взглянув на взъерошенных мальчишек, с испуганными глазами молча восседавших, как мокрые воробышки, на полосатых баулах, украдкой вытерла выступившие слезы и еле слышным шепотом выдавила:

– Идти нам некуда… Домой уже не вернуться… Мне страшно…

– Вы не хотите сказать, где Ваш муж? Он узбек?

– Нет, не узбек. Я сама их привезла. Это я во всем виновата… – Майя, предчувствуя, на какую беду обрекла своих детей, более не могла сдерживаться. Медленно отвернулась и присела на корточки, обхватив голову руками, как бы пытаясь спрятаться от собственных страхов.

– Не хотите говорить – Ваше дело. Позднее раскаяние пользы не приносит, – помедлив, произнес старик. – Слезы не помогут, нужно дело делать. Вставайте, пойдем.

– Куда?

Старец, из-под насупленных бровей задумчиво оглядев малышей, почти засыпающих под теплом мягкого одеяла, произнес:

– Пересидели бы смутные времена дома. Там и стены помогают. Ведь так говорят? Ладно, пойдете со мной. Будете жить у нас, помогать, пока документы не восстановите.

Майя насторожилась. Неожиданный поворот событий испугал ее. Может, вернуться к Сабдулле, чем под чужое крыло? Или все же идти со стариком, так похожим на отца? Тихий страх, навеянный странным перевоплощением любимого человека, накатив тягучей горячей волной, отмел все сомнения. Терзаемая безысходностью и неизбежностью, женщина взяла на руки сонного Айтала и, волоча старшего сына, неуверенно последовала за развевающимся халатом, как за спасительным кораблем. Холодные струйки, омывая лицо, с волос стекали прямо за ворот. Майя, проглатывая солоноватую воду, мысленно обратилась к отцу, как это всегда делала в трудные моменты: «А?аа [32]

32

А?аа, як. – отец.

Конец ознакомительного фрагмента.