Исповедь кающегося грешника

Епископ Иустин

Внешнее в покаянии сделано. Но на этом не должно останавливаться. Надобно идти далее по пути познания своей греховности или входить глубже в греховное сердце. Под делами и словами, под частными мыслями, желаниями и чувствованиями лежат постоянные расположения сердца, служащие для них источником. Совокупность этих расположений составляет личность человека и определяет его характер. Их-то потому особенно и надобно определить; труда здесь не очень много: добросовестность наша пред собою не позволит нам скрыть, чем облачается наше сердце, и какие обитают в нем властители; а то и осязательного можно указать о том свидетеля, и именно: какие не добрые дела часто нами повторяются и вырываются с такою силою, что мы совладеть с собою, не можем?.. это

значит, что они имеют корень в сердце; там, должно быть, скрывается постоянный их производитель, т. е. соответственная им склонность или страсть. Какая в особенности страсть господствует во мне, препятствуя моему покаянию и удерживая в оковах греха? Это можно узнать по следующим признакам: все, с чем труднее всего нам расстаться, – чем наиболее всего мечтаем мы и наяву, и во сне, – что особенно стараемся мы скрыть не только от других, но и от самих себя, – в чем тяжелее всего признаться пред отцом духовным, – чего особенно не хочется объявить на исповеди, – все это, очевидно, господствует над нами и держит нас в плену; во всем этом скрывается внутренний змий, который отравляет нас своим ядом. Против сего-то именно недуга душевного и должно направить все усилия и всю духовную бдительность. Кто не победит своей господствующей страсти, тот никогда не исправится и не выйдет на свободу от грехов. При всяком порыве вознестись горе, господствующая страсть влечет и повергает долу. Итак, какая же во мне господствующая страсть? Известно, что корень зла есть самолюбие. Из самолюбия выходят: гордость, корыстность и страсть к наслаждениям, а от них уже и все прочие страсти. Они все есть у всякого, кто грешит, но не у всех в одинаковой степени. У одного гордость преобладает, у другого – корыстность, у третьего – страсть к наслаждениям. И гордый не чужд корыстных видов и наслаждений, но легко приносит их в жертву, когда они могут унизить его. И своекорыстный готов потешиться, если это ему ничего не стоит и проч. Так, у всякого одна какая-либо страсть господствует, а другие стоят как бы в тени. Эту-то господствующую страсть и надобно увидеть, и определить, чтобы потом на нее решительнее и действовать можно было. Один св. отец говорит: «Господь требует от тебя восстановления целомудрия, а ты милостыню раздаешь, да богадельни и часовни строишь, – исправь прежде первое, и второе приятно будет». – Легко узнавать и частные пороки, которыми кто страждет. Если, например, кто, указывая на другого, в одном случае скажет: «Смотри, что он делает!» – в другом с досадою повторит: «какая несообразность!» – а то мину покажет насмешливую и вообще охотнее и больше говорит о поступках других, и с невыгодной стороны, – тому не трудно догадаться, что он страдает богопротивным пороком осуждения и т. д.

И еще далее надо идти в познании себя. После всего надобно определить общий дух жизни нашей или одну отличительную её черту. Кому мы служим: Господу или себе и греху? Что имеем в виду: себя или Господа, славу Его, угождение Ему? За кого всегда стоим: за имя Божие или за себя? Но сказать это может только совесть наша, втайне, пред лицом Господа. Ее и вопросите. Дела же и добрые не суть доказательство, что мы служим Господу, ибо можно и их делать себя ради. Эта черта определяет, что мы такое и чего потому ожидать должны. Познанием же этой черты возглавляется или завершается самопознание. Так, наконец, вообразится вся картина нашей греховности и вся история нашей греховной жизни: дела, чувства, расположения и главный дух жизни.

(Из 42 Слова Епископа Феофана к Владимирской пастве. Стр. 230–236).

Начнем теперь суд совести, т. е. будем давать ей вопросы, а она пусть отвечает нам добросовестно.

1. По отношению к Богу

Считаю ли я священным долгом своим приобретать верное и отчетливое познание о Боге и прочих истинах и предметах святой веры?

Люблю ли Бога всем сердцем и всей душой, более всего?

Любовь и благоговение мое к Богу не нарушал ли я часто помыслами неверия и маловерия, холодностью или рассеянностью при Богослужении, во храме или

дома, стоя на молитве, опущением ежедневных молитв, утром и вечером, и даже совершенным небрежением о них?

Не прогневлял ли я Бога невниманием к урокам, подаваемым нам жизнью, путями Промысла Божия.

Не огорчал ли я Господа малодушным ропотом на неправедные якобы судьбы Его Промысла или неблагодарностью за благодеяния, или глумлением над предметами святой веры, над святыми угодниками Божиими, священными обрядами и постановлениями церковными?

2. По отношению к ближним

Люблю ли я ближних моих по заповеди Христовой, как самого себя.

Уважаю ли в них достоинство людей, во всем подобных мне, имеющих одни со мною нравственные силы и права на одно и тоже царствие в загробной жизни?

Ценю ли в них высокое титло христиан, запечатленных даром духа Святого, искупленных кровию Христовой, назначенных к наследию вечного блаженства?

Не смотрел ли на ближних, как на орудие к удовлетворению нечистых страстей, как на средство к достижению постыдных целей?

Не оскорблял ли их неосновательным подозрением или недоверием, презрением, клеветою, ненавистью, осуждением, злопамятством, мстительностью, злорадованием при их скорбях и печалях?

Не присвоял ли чужой собственности хищничеством или обманом, лихоимством или другим образом?

Не нанес ли вреда имуществу, чести, доброму имени и даже здоровью ближних?

3. По отношению к самому себе

Дорожу ли я своим достоинством человеческим и христианским?

Храню ли чистоту своей души и тела?

Удерживаюсь ли от всего, что противно трезвости и целомудрию?

Избегаю ли грехов невоздержания, неумеренности в пище и питии, так воспламеняющих нечистые страсти в душе и беспорядочные движения в теле?

Верен ли обетам, данным Богу?

Не изрекал ли языком своим ложных, скверных и соблазнительных слов?

Не употреблял ли очей своих, рук, ног и всего тела на вред себе и на пагубу другим?

Достойно ли вел себя в звании, в коем поставлен я Промыслом?

Богатство, честь и другие дары, и преимущества свои употреблял ли с пользою и достойно славы Божией?

(Читай Катихизис о заповедях и блаженствах).

4. Проникни в ум свой, чтобы видеть:

Какой в нем образ мыслей, какими водится он убеждениями?

Светит ли в нем свет веры, озаряя все пути жизни, или же он мудрствует по стихиям мира, а не по Христе, – по духу века, а не по духу Евангелия Xристова?

Так ли он судит обо всем, как учит слово Божие, или, как требует самолюбие наше и другие страсти?

Не предлагает ли он истину Божию во лжу, не представляет ли доброе лукавым и лукавое добрым, – свет тьмой, а тьму светом?

5. Проникни в сердце свое, чтобы видеть:

Чем живет оно, что любит и ненавидит, чего желает и отвращается, к чему стремится и от чего удаляется, что наиболее радует и огорчает нас?

Где главная цель, к которой мы стремимся всеми желаниями и мыслями, – на небе или на земле?

Какими правилами преимущественно руководствуемся в своих действиях, – взятыми из Евангелия, или из обычаев мира и внушений гордости житейской?

Какими побуждениями наиболее одушевляемся в наших желаниях, предприятиях и действиях, – желанием ли угождения Богу, спасения души своей и наследия жизни вечной, или – похотию плоти, похотию очес и гордостию житейской?

Что наиболее радует или печалит нас, – преуспеяние ли в добродетели, или удачи в земных предприятиях, победа над какою-либо страстью, или исполнение наших прихотей, достижение честолюбивых и корыстолюбивых целей?

6. Проникни в свою совесть, чтобы видеть:

Так ли верно различает она доброе от лукавого, как различает слово Божие?

Так ли зорко и неусыпно следит она за нашими действиями, как видит их чистое око Божие?

Так ли строго и неумолимо осуждает она всякое преступное движение души нашей, как осуждает слово Божие?

7. Спросим еще себя:

Как располагается моя внешняя жизнь, – по уставам ли св. Церкви, или по требованиям и обычаям света, противным обычаям христианским: по правилам ли благоразумия христианского, или по прихотям развращенного сердца?